Леди из Миссалонги

Алисия окаменела. Друсилла окаменела.

Корнелия окаменела.

Мисси неторопливо поднялась со стула и попыталась резким движением, как бы стряхивая что-то, разгладить свою помявшуюся коричневую юбку.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — сообщила она жизнерадостно. — Приятная была вечеринка, Алисия, правда, ничем особенно не примечательная. Ну почему все подают эту старомодную еду? Я б с удовольствием попробовала обычный сэндвич с яйцом, приправленный кэрри для разнообразия.

Она вышла прежде, чем присутствующие успели прийти в себя от ее неслыханной дерзости; тут Друсилле пришлось подавить улыбку и притвориться, будто она не слышит требований Алисии о том, что Мисси следует вернуть и заставить извиниться. Поделом тебе, Алисия! Ну разве не могла она один единственный раз проявить доброту и взять бедную Мисси в свою брачную свиту, пусть даже и нарушив ее безукоризненность. Наблюдение Мисси попало в самую точку: Алисия действительно будет неразличима на фоне обоев, точнее, на фоне всех этих розовых и белых бантов, букетов и драпировок, которыми она собирается украсить церковь. Как только Мисси вышла за порог Mon Repos, ее пронзила жуткая боль, и стало не хватать воздуху.

Решив, что уж если умирать, то в укромном и приятном месте, Мисси сошла с посыпанной гравием дорожки и рванулась за угол дома. Воззрения Аурелии Маршалл насчет того, каким должен быть сад, ясное дело, не оставляли Мисси никаких надежд, что ей удастся найти какой-нибудь глухой уголок, так что схорониться было почти и негде. Ближайшим таким местам оказались кусты рододендронов под одним из окон, куда Мисси и заползла, в самую гущу, и там полусела, полулегла, прислонившись к кирпичной стене. Боль была невыносимой, и все же надо было терпеть. Она закрыла глаза и приказала себе не умирать — ведь рядом не было Джона Смита, который заключил бы ее в объятия, как это было с той девушкой из романа «Беспокойное сердце». Мисси страдала от мысли, что именно здесь, в кустах рододендронов тетушки Аурелии, найдут ее окоченевшее тело.

Но она не умерла. Спустя какое-то время боль стала отступать и Мисси смогла пошевелиться. Совсем рядом слышались голоса, и, так как кусты после осенней обрезки оставались еще довольно голыми, ей вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь, выйдя из-за угла дома, обнаружил ее. Поэтому она встала на колени и начала подниматься. В этот момент она поняла, что голоса доносились из окна прямо над ее головой.

— Нет, вы видали когда-нибудь столь чудовищно уродливую шляпку? — спросил голос, обладательницей которого Мисси признала младшую дочь тетушки Августы, Лавинию; конечно же, Лавиния была одной из невестиных подружек.

— И даже очень часто, а именно каждое воскресенье, в церкви, — ответил немелодичный резкий голос Алисии. — Хотя, по-моему, владелица шляпки — гораздо большее уродство.

— Она такая серенькая! — раздался третий голос, принадлежавший главной подружке невесты, дочери тетушки Антонии Марсии. — По правде говоря, Алисия, ты очень высоко ее ставишь, называя уродством. Ничтожество — вот самое подходящее слово для Мисси Райт, хотя шляпка, это ух точно, истинное уродство.

— Наверное, ты права, — уступила Алисия, все еще чувствуя себя уязвленной замечанием Мисси о том, что на фоне обоев ее не будет видно. .Конечно, она была не права! И все же Алисия сознавала, что теперь уже не сможет быть до конца удовлетворенной цветовым дизайном своей свадьбы: колкость, отпущенная Мисси, проникла гораздо глубже, чем она могла подозревать.

— Какое нам вообще дело до этой Мисси Райт? — это уже был голос более дальней родственницы, кузины Порции.

— Ее мать — самая любимая сестра моей матери, Порция, так что, боюсь, есть дело, — голос Алисии зазвенел. — По-моему, мама упорно жалеет тетю Друси, не знаю почему, но отучить ее от этого я уже потеряла всякую надежду. Полагаю, что ее благотворительность весьма и весьма странна, но могу вам сказать, что я старалась не бывать дома по утрам в субботу, когда тетя Друси приходит сюда обжираться малиновыми пирожными.

Едок она превосходный, доложу я вам! В последний раз мама заказала испечь две дюжины пирожных, так вот, когда тетя Друси уходила, на блюде не осталось ни единой штучки. — Алисия громко рассмеялась. — Это уже стало притчей во языцех в нашем доме, даже среди прислуги.

— Она ведь бедна, как церковная мышь, не правда ли? — спросила Лавиния, которая в школе хорошо успевала по истории, и, решив показать свои знания, ввернула: — Меня всегда поражало, как во Франции чернь отправила Марию-Антуанетту на гильотину, и только из-за того, что она сказала им, чтобы они ели пирожные, раз у них нет хлеба. Мне кажется, что любой с удовольствием ел бы пирожные, для разнообразия, я хочу сказать, — посмотрите на тетушку Друси!