Оптимисты

Судорожное напряжение неожиданно исчезло, все ее тело обмякло. Клему пришлось обхватить ее покрепче, чтобы не дать упасть. Они дошли до кровати, он уложил ее и накрыл одеялом. Клэр закрыла глаза, но тут же опять открыла и неподвижно уставилась на него.

— Ну, как ты? — спросил он (вопрос, который он пытался удержать по сто раз в день). — Хочешь, я принесу попить?

Она кивнула. Стакан на столике у кровати опрокинулся. Клем сходил в ванную и наполнил его; бросив взгляд в зеркало, он обнаружил, что стоит нагишом. Заскочив в спальню, он напялил джинсы. Когда он вернулся, Клэр плакала, но, увидев его, тут же вытерла слезы кончиками пальцев. Приняв стакан, она выпила воду большими глотками.

— Еще?

Она помотала головой.

— Я посижу с тобой, — сказал он, — Хочешь?

Она опять помотала головой.

— Уже скоро утро, — сказал он опять. — Максимум несколько часов.

— Иди ложись, — прошептала она.

— А ты сможешь уснуть?

— Понятия не имею. Но если я не сумею быть одна — если я даже…

Она вздохнула со всхлипом. На тумбочке стояла коробка бумажных салфеток, Клем вытащил пригоршню и передал ей. Высморкавшись, Клэр засунула их под подушку.

— Теперь, пожалуйста, иди, ложись спать, — сказала она.

— Ты уверена?

— Ложись, Клем.

Он пошел к выходу. Оглянувшись, он увидел, что Клэр отвернулась от него к стене.

— Я могу отговорить Фрэнки завтра, — предложил он. — Скажу ей, что ты устала, или еще что-нибудь.

Она не ответила. Клем вышел на площадку, постоял там минутку, потом опять пошел в коридор. «Что она увидела такое жуткое над кроватью? — думал он. — Привидение? Черта с высунутым языком и рогами? Или просто кромешную тьму, черную, как пустоты от выработанных пластов под стенами дома?» Зажав в кулаке зажигалку, он сел на ковер, опершись спиной о стену, и начал представлять рассвет, будто такая примитивная уловка могла приблизить его начало. Потом Клем вспомнил, как встречал рассвет на пятнадцатом этаже отеля «Бельвиль» по возвращении из Н***; тогда восход пригвоздил его к окну не обычным своим великолепием, первыми лучами, высвечивающими края листьев и зданий, ежеминутно рождающимися из небытия новыми и новыми прекрасными холмами, а тем, что он случился вообще; тем, что такую тьму, такую ночь, такую бездну мрака, оказалось, можно, как обычное время, смести в небытие.

На следующее утро в десять он постучал в дверь ее спальни, но не получил ответа. Через час он вернулся опять с чашкой чая. Клэр лежала в постели с открытыми глазами. Пробормотав благодарность, она взяла чашку. Они обещали быть у Лоры в полдень. Клэр спустилась вниз через пятнадцать минут, на ней опять были очки, но, возможно, она в любом случае надела бы их. На кухне она приняла лекарство.

— Я найду мастера проверить проводку, — сказал Клем, — В деревне наверняка есть кто-нибудь.

Про себя он решил, что, если не удастся наладить надежное освещение, им лучше уехать. Какой уж тут покой, если расплавится проводок предохранителя — один паршивый проводок толщиной с волосок! — и весь дом может снова погрузиться во тьму.

Фрэнки и Рэй сидели на лужайке перед домом, держась за руки, и курили. Рэй был одет в застегнутую до горла белую рубашку. На Фрэнки — желтый брючный костюм, зеленоватые бусы и такие же зеленоватые туфли на платформе. Они уже встретились со священником, чтобы, как тот сказал, представиться и познакомиться с местными правилами. Пожалуйста, чтобы никакого риса и никакого конфетти. Конфетти застревает между надгробиями и, по его словам, огорчает прихожан, а рис привлекает грызунов.

— Нам, конечно, на это наплевать, — сказала Фрэнки, — Можете бросать что угодно. Виноградные косточки, павлиньи перья. Можно и деньги, если хотите, лучше в конвертах.

Когда они садились в машины, Клем оттащил ее за локоть в сторону и объяснил, что Клэр плохо спала.

— Мы только в парикмахерскую, — ответила Фрэнки, — Там ни перед кем особо красоваться не придется.

— Она остается на твоем попечении, — строго сказал Клем.

— А Рэй — на твоем.

Фрэнки, Рэй не болен, хотел ответить Клем, но вдруг подумал — а кто его знает? Может, Рэй тоже болен? Что-то здесь не так.

— Можешь о нем не беспокоиться, — мягко сказал он.

Выехав на дорогу, «спайдер» повернул налево, в направлении Нового Колкомба. Клем поехал направо, мимо дачи, почты, потом подлинному, тянущемуся между двух линий высоких кустов пути вырулил на шоссе — старую римскую дорогу. Рэй нашел в бардачке одну из Нининых клубных кассет, вставил в проигрыватель, врубил его на полную громкость и всю дорогу, пока они ехали в Рэдсток, а потом ползли вверх к Пестауну, дергался в такт своим худеньким телом. Наблюдая за Рэем краем глаза, Клем представлял его маленьким мальчиком в застегнутом на все пуговицы байковом пальтишке, которого тянет за руку вверх по ступенькам викторианской больницы ужасно обеспокоенная женщина. Может, полиомиелит? Или гормональное расстройство помешало телу вырасти как положено? У него была непропорционально большая голова, а на щеках постоянно проступал слабый румянец, словно он страдал легкой формой хронической лихорадки, но глаза блестели ярко, буйно росла шевелюра каштановых волос и задиристо торчали каштановые усы. Он рассказывал о Фрэнки, и Клем не мог узнать в его словах двоюродную сестру. Оказывается, она отличалась глубокомыслием, проницательностью, глубоким пониманием жизни окружающих. Доводилось ли Клему видеть ее с животными? С детьми?