94  

И разом лицо землемера-Петюнечки-ротмистра бледнеть начало, рябью подернулось; вроде как сквозь воду смотрит. Да и не землемер это, и не душегубец – Мишок-утопленник на меня из ручья глядит, а мундир жандармский, один, без человека в нем, по степи прочь уходит, уходит… ушел.

Совсем.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Опасно заглядывать в глаза Видоку; а Тузу-Видоку – опасней опасного. Решились? ну тогда смотрите:

…зеркало!

Вот только почему в нем нет отражения? Почему вы не видите в нем себя? Хотя нет, начало проявляться:

…вершина.

Одинокая, покрытая снегом. От высоты и разреженного, морозного воздуха захватывает дух. Холодной белизной сверкают ледяные глетчеры, и мрачными черными отбесками отвечают им стекловидные изломы базальта.

Мертвая, пугающая красота.

А над ней – бескрайняя синь небес.

* * *

Обратно в Севастополь уж пополудни двинулись. Когда я проснулась. Солнце под навес забралось; разбудило. Спала, как убитая – ничего не снилось! А едва глаза продрала, весь кошмар, что у Тузихи в горнице виделся, словно туманом подернулся; а заодно и драка с рыбаками. Было? не было? сама себе напридумывала?! Нет, не стала гадать. Лучше и не поминать лишний раз все те ужасти!

И ухо совсем не болит.

Друц с Княгиней на меня посмотрели, между собой переглянулись – и вот уже телега у ворот останавливается. Как по волшебству. Им это раз плюнуть. Я и сама так скоро сумею!

Тузом буду.

Самоглавным.

– В город? – спрашивает небритый мужичок в серой замызганной рубахе и таких же, ободранных снизу, портках. На голове у мужичка лихо заломлен набок видавший виды картуз, в зубах – махорочная цыгарка.

На редкость вонючая.

Зато вся телега завалена новыми пустыми мешками – небось, продавать везет.

Мужичку никто не ответил, но он и переспрашивать не стал. Обождал, пока мы все в телегу заберемся – и хлестнул вожжами своего битюга.

Поехали!

Едем. Молчим. Вот уж и мостки рыбачьи позади остались, дорога на подъем пошла. Княгиня папироску достала, прикурила у мужичка, да с таким видом, будто ей знатный кавалер спичку подносит, а она ему великое одолжение делает – и заговорила наконец.

Сделала одолжение:

– Ну, рассказывай, Друц. А после я расскажу. Глядишь, с двух рук расклад и прикинем. Заглянули в прикуп-то?

– Заглянули. Хорошо хоть по одной открывали – иначе как пить дать, сковырнули б девку с ума! Да и то мне поперек масти лечь пришлось.

– Плохо.

– Знаю, что плохо. Туз такого не забывает.

"Да ведь они при мужичке-возчике мажьи дела обсуждают! – доходит вдруг до меня. – Он же, если не последний лапоть, поймет, что к чему, в городе мигом кому надо настучит! Вон, ухи развесил!"

– Эй! – шепчу. – Вы чего, спятили? ветошник же слушает!

– А пусть его слушает, – отвечают.

Я аж речи лишилась – а такого со мной и не бывало-то никогда!

Мужичок тем временем оборачивается и заявляет:

– Верно говоришь, девка. Мешки – они завсегда в хозяйстве нужны! Больших деньжищ, знамо дело, не наживешь, но и с голоду не пропадешь, семью прокормишь.

И обратно отворачивается.

Интересно, у кого из нас ухи позакладывало?!

Или я до сих пор сплю рыбой?

– Забудет Туз, припомнит – то еще полбеды, – цедит Княгиня и дым папиросный из ноздрей пускает. – В моей сдаче полторы беды найдется, Валет. Ладно, говори, что в прикупе углядели.

– И верно, беда: упали цены. И на арбузы, и на персики, и на скумбрию, знамо дело, – вздыхает спереди мужик, даже не оборачиваясь. – А на мешки держатся! – радостно добавляет он.

У нас один разговор, а у него – другой. Видала ты такое, рыба-акулька?!

– Да ничего толком и не углядели, Княгиня. Мишка-покойника видели, да ротмистра того самого, что землемером прикинулся. Не соврала Акулина, не ошиблась: он то был.

– Может, и он… – задумчиво тянет Рашелька. – Только сам знаешь: когда прикуп силой открываешь, всякое привидеться может.

– Может, Дама, ай, может. Крестнице моей такие чудеса виделись – аж мне тошно стало! Но фараон был подлинный. Пас он в Грушевке кого-то. И хорошо, ежели Сковородку с крестником его, царствие парню небесное. А вот ежели нас…

– Нас по Грушевкам пасти – пастухов не хватит. Да и не Акулина с Федором им нужны, по большому счету. Мы с тобой нужны. А ротмистр в мундире «Варварском» из Грушевки прямиком в кабак заявился, едва не на показ! Нет, не нас он пас, Друц, и нечего трястись понапрасну.

Княгиня криво усмехнулась, но губы дернулись невпопад. Друц промолчал. Обиделся, что ли?

  94  
×
×