45  

— Так работаешь над Моро, как я понял? — Таков был мой первый, пробный шаг к примирению.

— Скорее он работает надо мной. Перекрестные задницы и пышные тела, и когда это все обрушивается на тебя, тут поневоле сдаешься — под таким-то весом.

Дейв сидел с таким видом, как будто очень хотел произвести впечатление в словесной баталии, но никак не мог выбрать, с чего начать.

— Но почему он тебе так не нравится?

— Потому что это не творчество, а академическое рукоблудие, как я уже, кажется, говорил. Я имею в виду, что самая идея академического символизма звучит нелепо по меньшей мере, ты не согласен?

— Это вроде как оксюморон.[101]

— Хорошая фраза, беру на заметку. Но он такой приземленный, излишне практичный. Да, он очень умен, и писать он умеет, и с воображением у него все в порядке — надо отдать ему должное. Но он застывший… как бы это объяснить. Вот как его краски, они вроде бы яркие и выразительные, а присмотришься — тусклые.

— В отличие…

— В отличие от Редона. Правильно.

— Редон, — вступил в разговор Дейв. — Редон. Оксфорд. Банбери. Бермингем. Changez, changez. [102] — Он присвистнул и добродушно усмехнулся.

— Тогда зачем ты его изучаешь?

— Все дело в стипендии, друг мой… мне дали денежку и послали сюда… ааааа. — Он закатил глаза и схватился за сердце, изображая смертельно раненного. Дейв наклонился к нему и прижал ухо к его груди.

— Скажите мне правду, доктор, — выдавил Мики. — Скажите мне правду. Я буду жить?

Дейв оттянул Мики веко, похлопал его по щекам и снова прижался ухом к его груди. Марион невозмутимо наблюдала. Дейв нахмурился.

— Ну что ж, вы умный человек и сможете справиться с горькой правдой. Это очень серьезно, да, очень… но скорее всего не смертельно. У вас смещение бумажника, и ваши купюры смяты под давлением. Утечка средств в самой тяжелой форме, но это еще поправимо.

— Спасибо, доктор. Вы настоящий друг.

Они замолчали и посмотрели на меня. Я молчал, пытаясь понять, что происходит.

— Вы, разумеется, понимаете, — продолжал Дейв, — что у вас острая алкогольная недостаточность.

— О нет, доктор, неужели мне грозит…

— Боюсь, что так. У вас очень тяжелый случай, за последнее время я такого и не припомню. Вот посмотрите. — Он поднял со стола пустой бокал Мики.

— Нет, нет, нет… я не могу, я не буду, — завопил Мики и уронил голову на руки.

— Вы должны это видеть, — твердо проговорил Дейв. — Нужно заставить себя посмотреть в лицо грубой реальности. — Он приподнял голову Мики и провел стаканом перед носом у «пациента». Мики изобразил глубокий обморок.

Я понял, в чем дело. Я бы понял гораздо раньше, если бы не был так занят спектаклем. Похоже, я выиграл этот раунд. Меня приняли в компанию.

4. Счастливые пары

Когда я не был с Анник и не бродил по улицам в одиночестве, наблюдая за многообразием жизни — вот вдруг монашка, а вот clochard с номером «Le Monde», а вот шарманщик выводит до жути печальный мотив, — я проводил время с Мики, Дейвом и Марион. После месяца вместе они стали неразлучны. Невольно напрашивалось сравнение с «Жюль и Джим», на что Мики обычно отвечал с обескураживающей и самоуверенной прямотой, что он, наверное, выступает в роли Жанны Моро. И это действительно было так: он был лидером, зачинщиком и провокатором, а остальные двое соревновались за его внимание. Дейв старался вовсю — показать, что он первый друг Мики; Марион делала вид, что ей вообще все равно. Неуверенный в собственном статусе в этой маленькой тесной компании, я ходил вместе с ними по кафе и барам, сопровождал их в походах в музей Гюстава Моро (gardien ни разу нас не узнал) и в спонтанных поездках за город — в Бос или на шоколадную фабрику в Нуазеле, совершенно безумное место.

Родители Марион пребывали в блаженной уверенности, что она посещает курсы, которые организаторы назвали — с присущей всем галлам скромностью — «История цивилизации»: семинары по Декарту, лекции по Кодексу Наполеона,[103] посещение консерватории в рамках ознакомления с творчеством Рамо, экскурсии в Версаль и Севр. Марион всегда находила причины, чтобы не сидеть дома. Например, пообедать со мной — вполне подходящая причина.

Мы стали встречаться раз в два-три дня в маленьком кафе-ресторане под названием «Le Petit Coq»[104] на площади Республики (метро Фий дю Кальвер); обычно мы брали длинные сандвичи размером с мелкую таксу. Это были отнюдь не свидания двух любовников, которые прячутся от окружающих. Мы встречались с Марион просто потому, что у нас обоих было свободное время. Мы часто и помногу обсуждали Мики и Дейва. Я усиленно практиковался во вновь открытой для себя честности и прямоте и выдавал донельзя серьезные аналитические рассуждения относительно моих новых друзей; Марион была более сдержанной в своих оценках, но при этом и более великодушной. Я заметил, что она была очень практичной в суждениях и достаточно проницательной. Она всегда все подмечала: любую неопределенность или претенциозность. С ней было легко и приятно общаться, но у нее была одна привычка, которая жутко меня раздражала, — она задавала вопросы, от которых, как я надеялся, я благополучно бежал и о которых не собирался задумываться до возвращения в Англию.

  45  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×