Царица проклятых

Еще две женщины подошли ко мне, чтобы отвести в ванную. Я не двигался. Они дотронулись до меня горячими пальцами, и я почувствовал, как потрясла их необычная структура моей плоти. Их прикосновения вызвали во мне восхитительную дрожь. Их прекрасные глаза, влажные и темные, были обращены на меня, их теплые руки тянули меня, приглашая пойти с ними.

Что ж, хорошо, я позволил им себя увести. Белые мраморные плитки, резные золотые крепления – настоящее древнеримское великолепие; на мраморных полках – блестящие флаконы с мылом и благовониями. В бассейне плещется и пузырится, накачиваемая насосами вода – все очень соблазнительно; во всяком случае, так бы я решил в любое другое время.

Они сняли с меня одежду, и я испытал совершенно потрясающее чувство. Никто еще не делал со мной ничего подобного. Разве что при жизни, и то, когда я был еще совсем ребенком. Вокруг меня поднимался пар, я наблюдал за маленькими смуглыми руками, и по моему телу бежали мурашки; в глазах женщин я прочел преклонение.

Сквозь пар я взглянул в зеркало – в зеркальную стену, и впервые с тех пор, как началась эта зловещая одиссея, увидел свое отражение. В какой-то момент я подумал, что не переживу этого шока. Это не я!

Я был гораздо бледнее, чем мог предположить. Я осторожно отстранил от себя женщин и подошел к зеркальной стене. Кожа моя приобрела перламутровый блеск; глаза, впитавшие в себя все оттенки спектра в сочетании с ледяным светом, стали еще ярче. Но я не был похож на Мариуса. Я не был похож на Акашу. На моем лице по-прежнему видны были все линии и морщинки!

Другими словами, кровь Акаши выбелила мою кожу, но не разгладила ее. Выражение лица осталось человеческим. Что самое странное – все черточки и морщинки стали еще контрастнее, заметнее. Даже рисунок кожи на пальцах рук приобрел более четкие очертания.

Но какое в этом утешение – знать, что я, столь не похожий на человека, буду привлекать к себе еще большее внимание?! В определенном смысле все стало еще хуже, чем двести лет назад, через час после смерти, когда я взглянул в зеркало и попытался отыскать человека в том, что увидел. Сейчас мне было точно так же страшно.

Я обследовал свое отражение: грудь белизной могла сравниться с мраморным торсом в музее; а тот орган, в котором мы не нуждаемся, поднятый вверх, словно готовый к тому, чего он больше никогда не сумеет и не пожелает сделать, стоял, как мраморный Приам у ворот.

Как в тумане, следил я за приближающимися женщинами; восхитительные шейки, груди, влажные смуглые руки и ноги. Я наблюдал за тем, как они снова протягивают ко мне руки. Сомнений нет – я казался им прекрасным.

Здесь, под струями пара, запах крови ощущался гораздо явственнее. Но настоящей жажды я не испытывал. Благодаря Акаше я был сыт, но их кровь чуть-чуть меня раздразнила. Да нет, не чуть-чуть, а даже очень.

Я хотел их крови – и жажда здесь была ни при чем. Я хотел ее так, как человек может хотеть выпить коллекционного вина, несмотря на то, что уже напился воды. Только желание мое было в двадцать, тридцать или даже сто раз сильнее. Фактически оно было столь сильным, что мысленно я уже представлял себе, как возьму их всех, как одну за другой разорву их нежные шейки и брошу на пол остывающие тела.

Нет, этому не бывать, решил я. И чуть не заплакал от по-новому острого и опасного вожделения. Что со мной сделали? Но ведь я же знаю, что именно, знаю, что теперь я силен, и со мной не справиться даже двадцати мужчинам. Подумать только, что я мог бы с ними сделать! Я мог бы пробить потолок и вырваться на свободу, мог бы сделать то, о чем и не мечтал. Возможно, я уже обладаю даром воспламенения и способен зажигать предметы так же, как она, как, по его признанию, мог Мариус. Все дело в силе. И в ошеломляющей степени осознания, смирения... Женщины целовали мои плечи. Как приятно ощущать прикосновение к коже мягких губ. Не в силах сдержать улыбку, я ласково обнимал их и тоже целовал, утыкаясь в горячие шейки и чувствуя, как их нежные груди прижимаются к моей коже. Со всех сторон меня окружала податливая человеческая плоть...

Я вошел в глубокую ванну и позволил им совершить надо мной обряд омовения. Заплескалась восхитительная горячая вода, легко смывая грязь, которая никогда по-настоящему не пристает к нам, никогда не проникает в кожу. Я поднял вверх лицо, и они ополоснули горячей водой мои волосы.

Да, все это чрезвычайно приятно. Никогда еще я не был так одинок. Я погружался в гипнотические ощущения и словно плыл по течению. Потому что на самом деле мне ничего другого не оставалось.