Царица проклятых

Этот звук, казалось, внезапно приостановил время. Джесс теряла равновесие, она попятилась к стене, не сводя пристального взгляда с висящей напротив карты, как будто хотела найти в ней опору. Она смотрела, как мягкий свет перетекает из Малой Азии на север и на юг.

Комната заполнилась смутным, неразличимым на слух смятением. Звук стих, но в воздухе звенела оглушительная тишина.

Ей показалось, что в беззвучном сне в дверях появилась фигура Вампира Лестата, она увидела, как он кинулся в объятия Габриэль, как к нему направился Луи и тоже обнял его. Потом Вампир Лестат посмотрел на нее – и в его глазах мелькнул отблеск погребального пиршества, близнецов, тела на алтаре. Он не знал, что все это значит! Не знал!

Это открытие потрясло ее. Ей вспомнилось, что на сцене, в тот момент, когда их разлучили, он явно старался найти в ее ускользающем образе что-то знакомое.

Потом, когда остальные увлекли его в сторону своими объятиями и поцелуями – даже Арман подошел к нему, протягивая руки, – он слабо улыбнулся ей и произнес ее имя:

– Джесс.

Он посмотрел на остальных, на Мариуса, на холодные и настороженные лица. Какая у него стала белая кожа, абсолютно белая... Но теплота, бьющая через край энергия и почти детское возбуждение остались прежними.

ЧАСТЬ 4

ЦАРИЦА ПРОКЛЯТЫХ

Крылья вздымают

согретую солнцем пыль собора,

в котором похоронено в мраморе

Прошлое.

Стэн Райс, «Ночная бессонница: горечь»

Живая изгородь, и плющ,

и листья земляники несъедобной.

На фоне тусклой зелени

белеют лилии;

далекие; последние.

Как будто наши

ангелы-хранители.

(В них что-то варварское есть.)

Стэн Райс, «Греческие фрагменты»

Она сидела в конце стола и ждала их, такая спокойная, безмятежная, при свете огня алое платье придавало ее коже глубокий, чувственный оттенок.

Край ее лица золотило пламя, темные стеклянные окна, как безупречные зеркала, живо отражали ее образ, словно только ее плывущее в прозрачной ночи отражение и было реальным.

Я боялся. Боялся за них и за себя. И, как ни странно, за нее. Я похолодел от предчувствия. От страха за нее. За ту, кто может уничтожить все, что я любил в своей жизни.

В дверях я повернулся и еще раз поцеловал Габриэль. Я почувствовал, как ее тело на мгновение ослабло и прижалось ко мне, затем ее вниманием завладела Акаша. Я почувствовал, что руки, дотронувшиеся до моего лица, слегка дрожат. Я посмотрел на Луи, на моего хрупкого на вид и всегда такого внешне спокойного Луи, на Армана, злодея с лицом ангела. В конце концов, те, кого любишь... это просто те, кого любишь.

Мариус, входя в комнату, холодел и буквально застывал от гнева – ничто не могло это замаскировать. Он глянул на меня – на меня, того, кто убил тех бедных беспомощных смертных и оставил их распростертыми на горных тропах. Он, конечно же, все знал. Никакой снег в мире не в состоянии скрыть такое. Ты нужен мне, Мариус! Ты нужен нам!

Пока они по одному входили в комнату, я сел по правую руку от нее, потому что ей этого хотелось. И к тому же я понимал, что здесь мне и место. Я указал Габриэль и Луи на места напротив, поближе, чтобы я мог их видеть. И выражение лица Луи, такое покорное, но печальное, поразило меня в самое сердце.

Рыжеволосая древняя женщина по имени Маарет села на противоположном конце стола, ближе к двери. Мариус и Арман заняли кресла справа от нее. А слева села рыжеволосая девушка – Джесс. Маарет казалась абсолютно спокойной, собранной, словно ее ничто не могло встревожить. Несложно было заметить, что Акаше не удастся причинить вред этому существу, равно как и другому старейшему созданию, Хайману, который опустился в кресло справа от меня.

Тот, кого звали Эрик, явно пришел в ужас. Он вообще с большой неохотой приблизился к столу. Миль тоже боялся, но приходил из-за этого в бешенство. Он злобно поглядывал на Акашу, словно абсолютно не заботился о том, чтобы скрыть свои эмоции.

А Пандора, прекрасная кареглазая Пандора! Занимая место поближе к Мариусу, она выглядела так, словно ее ничто не волнует. На Акашу она даже не взглянула. Она смотрела сквозь стеклянные стены, медленно, с любовью обводя глазами мрачный лес, слой за слоем, темную кору и колючую листву.

Вторым присутствующим, которого ничто не волновало, был Дэниел. Его я тоже видел на концерте. Мне и в голову не пришло, что с ним был Арман! Я не уловил ни малейшего намека на то, что Арман вообще там присутствовал. Подумать только, все, что мы могли сказать друг другу, потеряно навеки! Но нет, это не может быть правдой! Мы с Арманом еще побеседуем, у нас будет для этого время. Дэниел это понимал, красавчик Дэниел, репортер с маленьким магнитофоном, который вместе с Луи и закрутил эту историю в комнате на Дивисадеро-стрит! Вот почему он так безмятежно рассматривал Акашу, вот почему он не спеша занимался исследованиями.