Царица проклятых

Тем не менее он знал о ее присутствии. В разгар танца он взглянул на нее, и окровавленные губы изогнулись в улыбке.

«Пандора, моя прекрасная бессмертная Пандора...»

Насытившись этим пиршеством, он выглядел пополневшим и разгоряченным – не часто ей доводилось видеть бессмертных такими. Откинув назад голову, он повернулся и пронзительно крикнул. И тогда выступившие вперед служители рассекли церемониальными ножами его запястья.

Со всех сторон к нему бросились верующие, чтобы поймать разомкнутыми губами льющуюся потоком священную кровь. На фоне захлебывающихся воплей тех, кто находился рядом с ним, песнопение зазвучало еще громче, еще настойчивее. Вдруг она увидела, как его подняли на плечи, растянули во весь рост, обратив золотыми туфлями к высокому мозаичному потолку, и ножи скользнули по его лодыжкам и запястьям, раны на которых уже успели затянуться.

Обезумевшая толпа, казалось, все увеличивалась; движения стали еще более неистовыми; на нее то и дело натыкались какие-то отвратительно пахнущие люди, не замечая, как холодно и твердо ее скрытое мягкой бесформенной шерстяной одеждой древнее тело. Она оставалась неподвижной, позволяя им окружить себя, втянуть в гущу толпы. Окровавленного, стонущего Азима вновь опустили на пол, раны его уже зажили. Он жестом поманил ее к себе. Она молча отказалась.

Она наблюдала за тем, как он потянулся, наугад выхватил из толпы жертву, молодую женщину с накрашенными глазами и болтающимися золотыми серьгами, и разорвал ее тонкую шею.

Верующие сбились с ритма, и песнопение превратилось во всеобщий бессловесный вопль.

Словно в ужасе от собственной силы, Азим широко распахнул глаза и единым глотком полностью обескровил женщину, а затем швырнул тело на камни, где его окружили верующие, молитвенным жестом простиравшие руки к своему божеству.

Она отвернулась и вышла на холодный двор, стараясь держаться подальше от жара костров. В воздухе стоял запах мочи и падали. Она прислонилась к стене и задумалась, глядя вверх и не обращая внимания на служителей, протащивших мимо нее свежие тела, чтобы бросить их в огонь.

Ей вспомнились паломники внизу, на дороге, ведущей к храму, – длинная вереница людей, день и ночь бредущих по безлюдным горам к безымянному месту. Сколько их погибло, так и не достигнув опасной пропасти? А сколько умерло у самых ворот в ожидании позволения войти внутрь?

Все это казалось ей отвратительным. И в то же время не имеющим значения. Ужас был слишком древним. Она ждала. Наконец Азим позвал ее.

Она вновь переступила порог храма и, открыв еще одну дверь, вошла в маленькую, изысканно расписанную прихожую, где он молча ждал ее, стоя на красном, расшитом по краям рубинами ковре в окружении редчайших сокровищ, золотых и серебряных даров; музыка в зале звучала тихо и была проникнута апатией и страхом.

– Милая моя, – произнес он, беря в ладони ее лицо и целуя. Горячий ручеек крови из его рта наполнил все ее существо пением и танцем верующих, их восторженными криками – но ощущение длилось лишь одно восхитительное мгновение. Теплый поток поклонения и обожания смертных. Их любви.

Да, любви. Перед ней на миг возник образ Мариуса. Она открыла глаза и отступила назад. Какие-то доли секунды она видела нарисованных на стенах павлинов, груды сияющего золота... А потом – только Азима.

Он оставался неизменным, равно как и его народ, как и деревни, из которых они сюда пришли, преодолев снежную пустыню, чтобы найти столь ужасный и бессмысленный конец. Вот уже целое тысячелетие правит Азим в этом храме, и ни один верующий не вышел отсюда живым. С течением веков его упругая золотистая кожа, насыщаемая неиссякаемым потоком жертвенной крови, лишь слегка побледнела, в то время как ее плоть утратила живые краски лишь за половину этого срока. Только ее глаза и, возможно, темно-каштановые волосы еще позволяли сохранить видимость жизни. Она сознавала, что по-прежнему красива, Но он обладал необыкновенно мощной энергией. Энергией Зла Пользующийся непререкаемым авторитетом у своих почитателей, окруженный легендами, не имеющий ни прошлого, ни будущего, он властвовал, по-прежнему оставаясь для нее непостижимым.

Она не собиралась здесь задерживаться. Это место вызывало в ней большее отвращение, чем ей хотелось показать. Она безмолвно поведала ему о цели своего прихода и об услышанном тревожном предупреждении. Случилось нечто такое, чего никогда прежде не было, где-то что-то шло не так, происходили какие-то перемены! Она также сообщила ему о молодом вампире, который записывал в Америке песни, раскрывающие тайну Матери и Отца, и о том, что ему известны их имена. Не вдаваясь в подробности, она лишь раскрыла перед ним свой разум. Наблюдая за Азимом, она ощущала его безграничное могущество, чувствовала, что он способен наугад извлечь любую ее мысль или идею, скрывая при этом тайны собственной души.