Герой должен быть один

Что-то исподволь закипало в Геракле, что-то давно забытое и похороненное на самом дне души, под слоем дурманящих испарений, заставляя с кровью отдирать корку забытья, присохшую на ране; и он закусил губу, с ненавистью глядя на двойника и старого мальчишку.

Ненависть была жгучей и целительной, как нож лекаря.

– У меня есть… у меня был отец, – каждое слово резало по живому, и стоило большого труда не сорваться на крик. – Вы врете, вы оба! Я помню… нет, не помню, но мне кажется, что однажды я клялся его именем! У меня был отец – слышите?!

– Нет.

– У меня был отец! И еще… еще у меня был брат! Он стоял с камнем в руках, давая мне подняться с земли! Вы слышите?! У меня был брат!..

– Нет, – отрезал двойник, и согласно кивнул старый мальчишка. – Если ты жертва, значит, у тебя не было брата, потому что жертва всегда одинока. Жертвы не поднимаются с земли – поэтому им не нужен брат.

Геракл встал.

Он стоял на краю дымящейся пропасти, набычившись и сжимая кулаки; и туман, навевающий грезы о будущем, расступился и попятился в страхе перед ожившим будущим, грозно стоящим на самом краю прошлого.

– Я убью тебя, – бросил Геракл двойнику. – Уходи, или я убью тебя.

– Меня? – удивился тот. – Ты убьешь меня? Но ведь ты уже сделал это, когда убил себя! Помнишь: «Я – это ты!»

– Я – это ты? – боль была совершенно непереносимой. – Это правда?

– Это правда, – вместо двойника ответил мальчишка-отец. – Если ты не вспомнишь, что это правда, – значит, все жертвы были напрасны. Все – и те, что приносили тебе, и те, что приносил ты… и ты сам – потому что ты будешь доживать свой срок сыном Зевса, жертвой, не имевшей настоящего отца и настоящего брата. Олимп, Тартар, Одержимые – если ты сидишь на том краю, лелея свое безумие, значит, ОНИ были правы, принося человека в жертву своим прихотям. Твой прадед Персей убил Медузу…

– По велению богов!

– Нет! Просто он больше не мог видеть мраморные статуи вместо живых людей! А я отгонял Тевмесскую чудо-лисицу не от полей Креонта, будь они прокляты! – я боялся смотреть в глаза матерям тех юношей, которых ежемесячно приносили в жертву, ублаготворяя Зверя! И тебя я не для того назвал Алкидом, то есть Сильным, чтобы ты упивался беспамятством и страданием в кругу теней!

– У меня есть имя?!

– Да. У тебя есть имя. Прыгай, Алкид!

И он бросил себя через расщелину.

…навстречу рукам, протянутым к нему.

…навстречу памяти, принимая ее в себя, как принимают копье в исступлении боя – как можно глубже, с рычанием нанизываясь на древко, чтобы дотянуться до врага за полмгновения до смерти.

…навстречу отцу и брату.

…навстречу скверне, от которой не в силах очистить никто чужой; даже бог, даже беспамятство.

…навстречу судьбе, Ананке-Неотвратимости, которую не выбирают; которую не выбирают разучившиеся выбирать.

…через пахнущий плесенью туман.

…и встал на том краю.

– Жизнь начинается заново? – спросил Алкид, тяжело дыша. – Скажите – да; и я вам не поверю.

– Нет, – ответил Амфитрион, снизу вверх глядя на сына. – Жизнь продолжается, и не всегда это подарок. Я это знаю лучше других.

– Мы вернемся в Фивы? – спросил Алкид, сдвигая брови. – Скажите – да; и я с вами не поеду.

– Нет, – ответил Ификл, обнимая брата за плечи. – Мы едем в Микены, к Эврисфею Сфенелиду, нашему двоюродному дяде и ровеснику. А потом – в Тиринф, где и будем ждать приказаний. Зевс назначил нам десять лет очищения на службе у этого недоношенного владыки всех Персеидов – ну что ж, это немного… Десять лет за пятерых детей – по два года за каждого!.. извини, брат, я в последнее время разучился шутить. Это бывает, когда вокруг слишком много героев, как на «Арго»!

– Да, Ификл. Десять лет – очень малый срок. Ничтожно малый для очищения – очищения Эллады от скверны человеческих жертвоприношений! Но я… но мы постараемся. Мы очень постараемся. Правда?

– Правда, Алкид. Мы очень постараемся. Ведь нам будет легче, чем другим героям, – герой должен быть один, а нас все-таки трое… если не считать Пустышки.

– И Хирона.

– И Хирона. Пошли отсюда, Алкид! Тут есть обходная тропа, а Гермий обещал ждать нас снаружи.

– Пошли. Только… как же клятва, данная мною под Орхоменом?

– Я освобождаю тебя от нее, – чуть заметно усмехнулся Амфитрион. – Ведь ты клялся отцом? Я рад, Алкид, что к тебе вернулась память, но в дальнейшем воздержись от клятв, хорошо? Или клянись так, как это делает Автолик – заранее зная безопасный способ нарушить клятву! Неужели ты научился у Автолика лишь ломать чужие шеи?