Осада, или Шахматы со смертью

— Его приговорят к смертной казни?

— По всей видимости. Но это уже не мое дело.

Дефоссё размышляет о человеке, которого никогда не видел. Только получал — покуда приходила голубиная почта — от него депеши. И сейчас не знает даже, что подвигло того шпионить в пользу Франции — корыстолюбие ли, патриотизм или еще что. Не знал до сегодняшнего дня ни имени его, ни национальности. Это известно генералу Мокери, новому начальнику главного штаба Первого корпуса, после отставки своего предшественника, генерала Семелье, ведающего агентурной разведкой и подобными делами. Капитан предпочитает держаться от этого запутанного и мутного мира подальше. Так или иначе, он скучает без голубей. Донесениям, которые он получает теперь — у императорской армии есть, разумеется, в Кадисе и другие информаторы, — не хватает той скрупулезной точности, что была присуща шифровкам арестованного агента.

— Надо быть очень смелым человеком, чтобы появиться здесь, как это сделали вы.

— Да ну… — Испанец делает неопределенное движение рукой, будто очерчивая окружающее их пространство. — Это ведь Кадис. Люди плавают с одного берега бухты на другой. Впрочем, думаю, французскому офицеру нелегко понять это…

Он говорит очень свободно. Типично испанская раскованность, думает Дефоссё. Собеседник не сводит с него внимательных глаз. И вот наконец спрашивает:

— Почему согласились принять меня?

Капитан в свою очередь улыбнулся:

— Я прочитал ваше письмо, и мне стало любопытно.

— Благодарю вас.

— Не торопитесь благодарить… — Дефоссё качает головой. — Еще не поздно передать вас жандармам. Меня вовсе не прельщает перспектива попасть под трибунал за сношения с неприятелем.

Смешок звучит отрывисто и сухо. Но непринужденно.

— Пусть вас это не заботит. Мой пропуск скреплен печатью штаба корпуса. Кроме того, я всего лишь полицейский.

— Не люблю полицейских.

— А я — тех мерзавцев, что убивают пятнадцатилетних девочек.

Они молча смотрят друг на друга. Испанец — с безмятежным спокойствием, француз — задумчиво. Спустя минуту он вновь склоняется над планом Кадиса, подолгу вглядываясь в каждую карандашную пометку. До сей поры для него это были всего лишь очаги поражения. Свидетельства того, что цель накрыта, ибо в шести случаях из семи бомбы долетели до города и взорвались как должно. Для того, кто сидит сейчас по ту сторону стола, эти значки и отметки означают совсем другое — это вполне реальные образы семи девочек, замученных самым зверским образом. При всей своей сдержанности в отношении того, как вообще трактовать это дело, он ни на миг не усомнился в правдивости точного и детального рассказа. Никогда бы он не доверил ни жизнь, ни — если бы обладал им — состояние этому человеку, но знает твердо: он не лжет. В самом худшем случае — добросовестно заблуждается.

— Во всяком случае запомните, — говорит капитан наконец, — этого разговора не было.

Ну что за вопрос, разумеется не было, эхом откликается гость, изменившимся тоном своим показывая, что за время разговора — которого не было — окончательно освоился. Затем достает хорошей кожи портсигар, раскрывает его перед Дефоссё. Тот берег сигару, но не закуривает, а прячет ее в карман, откладывая редкое удовольствие на потом. Ветер сильно сносит, говорит он чуть погодя, водя рукой над планом. Сильно влияет на траекторию выстрела. На самом деле все влияет — температура и влажность воздуха, качество и состояние пороха. И даже знойная погода — от жары канал ствола расширяется, и это тоже воздействует на точность наводки.

— И больше всего хлопот — из-за того, что я не могу положить ядро, куда хочу. Точнее, не всегда могу.

Полицейский, который уже спрятал портсигар и держит незажженную сигару в пальцах, показывает ею на пометки, обозначающие места разрывов:

— А об этом что скажете?

— Это же видно с первого взгляда. Смотрите. Пять наших гранат попали в ближайшую к нам часть города, легли довольно кучно в нижней, южной его трети… И только эта долетела вот досюда, упала почти на пределе досягаемости.

— Сейчас бывает и подальше.

— Да. — На лицо капитана наплывает сдержанное удовлетворение. — Мало-помалу мы добились этого. И можно не сомневаться, рано или поздно в зоне поражения окажется весь город. Но в ту пору, когда бомба упала вот здесь…

— В тупичке за улицей Паскин, за часовней Дивина-Пастора.