— Три ловушки, профессор. Три разные приманки. И — ничего. По сей день — ничего…
Барруль протирает очки носовым платком, заскорузлым от действия нюхательного табака.
— Кроме того, судя по вашим словам, он притих. Наверно, испугался в тот раз, когда вы его чуть не схватили. Может быть, больше никого не убьет.
— Сомнительно. Того, кто зашел так далеко, испугом не остановишь. Я уверен, он будет продолжать и только ждет, когда случай представится.
Профессор водружает на нос очки. На подбородке, выбритом утром, проступила седая щетина.
— Еще, признаюсь, меня удивил этот ваш француз. Склонить его к сотрудничеству… Воля ваша, это удивительно! Во всяком случае, я благодарен вам за доверие.
— Вы нужны мне, профессор. И он тоже. — Тисон взял со стола черного коня и теперь вертит его в пальцах. — Вы оба восполняете мне то, чего у меня нет. Помогаете попасть туда, куда в одиночку не добраться. Вы — своим умом и знаниями, он — своими бомбами.
— Невероятно, невероятно… О, если только это станет известно…
Комиссар самоуверенно посмеивается сквозь зубы. Самоуверенно и пренебрежительно по отношению к чьей-то способности узнавать такое.
— Не станет.
— А этот офицер продолжает сотрудничать с вами?
— Пока — да.
— Как же вам, черт возьми, удалось уговорить его?
Тисон окидывает собеседника особым полицейским взором:
— Благодаря моему природному обаянию.
И ставит черную фигурку на место, рядом с другими. Барруль глядит на него с интересом.
— Вы помните, я рассказывал вам о Лапласе и теории вероятности? — говорит он наконец. — Так вот, этим вопросом занимался еще один математик по фамилии Кондорсе.
— Такого не знаю.
— Это неважно. Он опубликовал книгу… ее я вам дать не могу — у самого нет… Называется «Размышления о методе определения возможностей грядущих событий…» По-французски, разумеется. И там вот ставятся такие вопросы: если событие сколько-то раз происходило в прошлом, а сколько-то — не происходило, какова вероятность того, что оно повторится?
Комиссар, только что доставший из кармана свой кожаный портсигар, подается вперед и, точно по секрету, произносит, а верней, декламирует:
— Природные явления почти постоянны, когда рассматриваемы во множестве… Ну-с, профессор, как я вам?
— Браво! — Желтоватые лошадиные зубы обнажаются в восхищенной улыбке. — Да вы просто диамант, комиссар! Вернее, неотшлифованный алмаз!
Тисон, улыбнувшись в ответ, откидывается на спинку стула:
— Приложить старание — и ослы затанцуют. И я — вместе с ними… А как вы полагаете — можно раздобыть в Кадисе эту книгу?
— Постараюсь, хоть это и нелегко. Я-то читал ее много лет назад, у своего мадридского приятеля. Впрочем, вероятность — это одно, а непреложность — совсем другое. От одного до другого — долгий путь… Долгий и опасный, если по нему ведет воображение, а не метод.
Отмахнувшись от предложенной сигары, он достает из жилетного кармана табакерку.
— Во всяком случае, понимаю вашу алчность… Хоть и не уверен, что теория в таком количестве… Поймите, это может привести к обратным результатам, оказаться непродуктивным. Сами знаете — избыток эрудиции душит свежую идею.
Он замолкает на несколько секунд, покуда берет щепотку, подносит к ноздрям и сильно втягивает. Прочихавшись и высморкавшись, глядит на Тисона с любопытством:
— Жаль, жаль, что он ускользнул от вас тогда… Так вы думаете — заподозрил ловушку?
Комиссар убежденно качает головой:
— Наверняка нет. Все это вышло так, что могло показаться случайностью. Если злодей орудует на улице, он готов к тому, что рано или поздно кто-то помешает ему. Рано или поздно, но — непременно. Вопрос времени.
— Тем не менее с того дня на Кадис падали бомбы. Правда, в других кварталах. Были жертвы.
— Это уж не мое дело. Проходит не по моему департаменту.
Профессор снова окидывает его задумчивым взглядом. Анализирует, можно сказать.
— Так или иначе, назвать вас полностью невиновным нельзя. Уже нельзя.
— Надеюсь, вы не преступления имеете в виду?
— Боже упаси! Я говорю о той сверхчувствительности, которая позволяет вам — или заставляет вас — иметь какие-то представления и воззрения, совпадающие с теми, что есть у нашего злодея. О вашем странном сходстве.
— Родство преступных душ?
— Да перестаньте вы, ей-богу! Как ужасно это звучит!