Осада, или Шахматы со смертью

— Ну, вот один — молодой чернокожий невольник… Беглый. Его вроде ищут. Он, кажется, свистнул у своего хозяина все столовое серебро.

— Ну и ладно, хватит о нем. Сколько разговоров из-за одного негра.

Тисон произносит эти слова, но мысленно уже все взял на заметку. Он слышал об этом — неделю назад маркиз де Торре-Пачеко заявил о том, что невольник обокрал его и скрылся. И сведения кабатчика могут оказаться нелишними. Просто он давно уже научился полезному свойству — не проявлять чрезмерный интерес к тому, что ему рассказывают. Ибо это повышает цену, а он переплачивать не любит.

— Расскажи чего-нибудь поинтересней.

Горец смотрит на жену, которая вроде бы целиком сосредоточена на посуде. Потом, чуть понизив голос, говорит, что наведывался сюда один чиновник из Мадрида с семейством — женой и пятью детьми: сидит в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария и хочет попасть в Кадис, готов заплатить за вид на жительство, если таковой ему предоставят.

— И сколько же?

— Тысячу с лишним. Я так понял.

Комиссар усмехается про себя. Он устроил бы дело мадридца и за половину этой суммы. Может, еще, и устроит, если столкуются. Одно из его бесчисленных преимуществ перед этим малым с черной повязкой на глазу — в том, что его услуга обходятся несравненно дешевле, просто, можно сказать, за бесценок идут. Да еще и обеспечены его официальной должностью, подлинной печатью. И к тому же — ничего не стоят ему самому. Ибо именно он, комиссар Тисон, и есть та последняя инстанция, которая признает или не признает документы законными.

— Ну, еще о чем они толковали?

— Да больше, пожалуй, ни о чем таком… Поминали какого-то мулата.

— Вот как? Вечер темнокожих, как я погляжу… Ну так и что этот мулат?

— Плавает туда-сюда… Отсюда в Эль-Пуэрто и обратно.

Рохелио Тисон снимает шляпу и утирает пот со лба, а между тем откладывает это сведение в память. Ему уже приходилось раньше слышать о каком-то мулате, который на собственном баркасе гоняет контрабанду с берега на берег. Как и многие другие. Но людей вроде не перевозит… Надо будет получше разузнать о нем… На что живет и чем дышит, с кем знакомство водит и прочее.

— Ну и о чем же речь шла?

Горец неопределенно разводит руками:

— Кто-то хочет воссоединиться с семьей, а семья у него — там, на том берегу. Я так понял, что — военный.

— Здешний? Из Кадиса?

— Судя по всему.

— Офицер, рядовой?

— Офицер, кажется.

— Ого… Это уже кое-что… Имя слышал?

— Нет.

Тисон ерошит усы. Офицер, намеревающийся перебраться на территорию, занятую неприятелем, представляет собой немалую опасность. От дезертирства до измены — полшага: попадет на ту сторону, развяжет язык, чтоб понравиться. И хотя дезертиры — это в ведении военной юстиции, все, что касается утечки сведений или прямого шпионажа, прямо касается и его. Особенно сейчас, когда лазутчики и шпионы — чуть ли не на каждом углу. В Кадисе и в Исла-де-Леоне судовладельцам и лодочникам под страхом суровой кары запрещено перевозить дезертиров и высаживать на берег любого беженца, переселенца, эмигранта, пока тот не пройдет через плавучий таможенный пост, стоящий в бухте на якоре. Это — что касается моря, а на суше — всякий содержатель гостиницы, постоялого двора или частного дома, сдаваемого в аренду, обязан докладывать о новых постояльцах, а тем для передвижения по городу следует выправить себе удостоверение личности. Тисон знает, что губернатор Вильявисенсио уже изготовил, но покуда еще не опубликовал декрет, где за серьезные нарушения предусмотрена смертная казнь. В данных обстоятельствах применить такой закон к делу значило бы половину Кадиса казнить, а другую половину — посадить.

— Ну хорошо, дружок… Если опять появятся у тебя, слушай в оба уха, о чем будут говорить, и потом мне расскажешь. Понял? И уж постарайся закрывать свою лавочку не позднее установленного часа. Торгуешь вином — торгуй, а к азартным играм не суйся.

— Так как же будет со штрафом, сеньор комиссар?

— Повезло тебе сегодня несказанно. Остановимся на сорока четырех реалах.

…От кадисского пекла нет спасения ни в какой тени, и комиссар сразу почувствовал это, как только вышел на улицу Сан-Хуан-де-Дьос и направился к себе на службу — к старинному зданию с решетками на окнах, прилепившемуся к монастырю Санта-Мария невдалеке от Королевской тюрьмы. Скоро полдень, но вокруг лотков, торгующих фруктами, зеленью, рыбой, под полотняными навесами, протянутыми от консистории до самого Бокете и ворот мола, вился и клубился народ. На выставленные товары роями слетелись мухи. Тисон ослабил стягивавший шею галстук и обмахивается шляпой. Он с огромным облегчением скинул бы сюртук и остался в одном жилете поверх сорочки, уже насквозь промокшей от пота, даром что из тонкого полотна, однако есть такое, что кабальеро и полицейский комиссар позволить себе не может. К кабальеро он отношения не имеет да и не претендует на него, но должность, как ни крути, налагает кое-какие обязательства. Ибо не одни розы на этой стезе, встречаются и шипы.