Московский клуб

«Все храмовники — паскуды!» Корявое граффити на торце ухоженного дома.

Этот знак смутил Илью гораздо больше, чем требуемый работодателем список программ и очевидное богатство «Фабрики». Храмовников Дементьев не любил. Убежденные противники нейкизма, презрительно и даже враждебно относящиеся ко всем идеям Поэтессы, они считали злом любое вторжение Цифры в человека. Мутабор отрицал «балалайки» и наномедицину, отрицал наступившую Эпоху Цифры и свысока относился к машинистам. Храмовники не могли отрицать сами компьютеры: вряд ли их выдающиеся достижения были бы возможны без мощной вычислительной техники, но распространяться на эту тему Мутабор не любил. Машинисты, если они и состояли на службе корпорации, никогда не покидали территорию Храма, что давало повод для самых разнообразных домыслов. Говорили что специалисты по компьютерам низведены в Мутабор до положения рабов, что они прикованы к терминалам, и вся их жизнь — постоянная работа. Говорили, что храмовники давно нашли способ полностью соединить сеть с мозгом. Говорили многое, а точно не знал никто: сети Мутабор не имели внешних каналов связи, взломать их не представлялось возможным.

Илья никогда не задумывался, что же на самом деле происходит в Храме, и не надеялся, что его возьмут на работу. Зато молодого человека заинтересовало, что прячется за названием «Фабрика домашних любимцев», и он, чуть поколебавшись, вошел внутрь.

— Сидеть! Я сказал, сидеть!

Корнелиус Ежов тихонько стукнул хлыстом по голени, и резвящееся создание: ящерица размером с хорошую овчарку, послушно присела на задние лапы, преданно глядя на хозяина.

— Взять!

Тварь послушно взяла в пасть лежавшую на полу короткую палку. Взяла осторожно, боясь перекусить.

— Лежать!

— Извините, можно…

Корнелиус поднял подслеповатые глаза, несколько мгновений пытался разглядеть подавшего голос молодого человека, затем вспомнил о задранных на лоб очках и опустил их на нос.

— Там кнопка у двери… Я позвонил, — сбивчиво произнес Илья. — Вы не слышали?

Ежов покачал головой.

На «Фабрике домашних любимцев» было, мягко говоря, шумно. Войдя внутрь, Дементьев оказался в огромном торговом зале, заставленном самыми разными клетками: классическими, с тонкими металлическими прутьями, и стеклянными террариумами, воздух в которые подавался через специальные компрессоры, маленькими, переносными, и огромными, занимающими пять-шесть квадратных метров. Здесь были открытые насесты для птиц и аквариумы. И все находящиеся в клетках твари за исключением молчаливых обитателей аквариумов шипели, рычали, тявкали, свистели и хлопали крыльями, стараясь перешуметь друг друга. Появление молодого человека вызвало у продукции «Фабрики» прилив энтузиазма: на него заклокотали, его старались поцарапать или укусить. Какая-то тварь задумчиво плюнула Илье в лицо, но ее клетку предусмотрительные хозяева сделали из стекла, так что густая белая слюна не долетела, повисла на прозрачной преграде, заставив плюющееся создание недовольно покрутить головой. В зале были выставлены не только поделки храмовника, обычных животных хватало, но большую часть клеток занимали «животные», генавры и трансеры, результаты генетических операций. Говорящие миниатюрные птеродактили: искусственное тело с мозгом попугая. Карликовые единороги и драконы, пушистые тумбочки с кошачьими повадками и совсем уж экзотичные, выполненные по особому заказу уродцы, внешний вид которых наводил на мысль о наркотических фантазиях заказчика. Генные инженеры, а особенно генные инженеры Мутабор, могли создать организм любой сложности, тело любой конфигурации, вставить в него подходящие мозги и прислать вам с курьером наложенным платежом. Мода на странных домашних любимцев не проходила, и подобные «Фабрике» заведения встречались в Анклавах весьма часто.

— Не знаю, что ты продаешь, сынок, но у меня это уже есть и в гораздо лучшем исполнении. — Пары мгновений Корнелиусу хватило, чтобы определить, что перед ним не клиент и не курьер от клиента. — До свидания.

На вид Ежову было под пятьдесят. Очень маленький, не выше метра шестидесяти, плотненький, он был одет, как врач: в прямые зеленоватые брюки и такого же цвета рубашку с короткими, едва прикрывающими локти рукавами. Лицо Корнелиус имел круглое, на котором уместно смотрелись и мягкий нос картошкой, и толстые губы, и большие серые глаза, и кустистые брови. А вот совершенно седые волосы росли только за ушами и на затылке, окаймляя роскошную блестящую лысину.