127  

Да, она могла понять, почему этот долговязый идиот, что сидит перед ней с высокомерной нервной улыбкой, так восхищается идиранами. Молодой осел.

— Такие уж мы есть… — Фел рассердилась ровно настолько, чтобы немного задумываться над словами. — Такие уж мы есть. Мы не развивались дальше… мы очень изменились, мы изменили сами себя, но больше не было никакой эволюции с тех пор, как мы бегали вокруг и убивали себя. Я имею в виду, взаимно убивали друг друга. — Она втянула воздух. Теперь она сердилась на себя. Юноша терпеливо улыбался ей. Она почувствовала, что краснеет. — И всё-таки, мы ещё животные, — убеждённо сказала она. — Мы точно такие же воины от природы, как и идиране.

— Почему же тогда выигрывают они? — с издёвкой спросил юноша.

— У них было преимущество. Мы начали готовиться к войне лишь в последнее мгновение. А для них война стала житейской мудростью; мы в этом по сей день все ещё не так хороши, так как занимались этим в последний раз сотни поколений назад. Не волнуйся… — Она заглянула в пустой стакан и немного понизила голос. — Мы быстро учимся.

— Но погодите! — Мальчик кивнул сам себе. — Мне кажется, мы выйдем из этой войны, а идиране будут продолжать экспансию — или называй это, как хочешь. Война как-то волновала и привносила какое-то разнообразие, но сейчас она длится уже четыре года и… — он опять помахал в воздухе ладонью, — мы не добились большого прогресса. — Он рассмеялся. — Мы ничего не делаем, только отступаем!

Фел быстро встала и отвернулась, боясь, что расплачется.

— О дерьмо, — сказал юноша Джезу. — Мне кажется, я не должен был этого говорить… У неё друг или родственник…

Фел пошла вниз по палубе. Она немного прихрамывала, так как едва сросшаяся нога ещё напоминала о себе ноющей болью.

— Не беспокойся, — сказал Джез юноше, — оставь её в покое, и она снова придёт в норму…

Фел поставила стакан в тёмной пустой каюте и пошла дальше в направлении носовых надстроек.

Она поднялась по лестнице к рулевой рубке, потом ещё по одной лестнице на крышу, села там с поджатыми ногами (недавно сломанная нога болела, но она не обращала на неё внимания) и смотрела на море.

Далеко-далеко, на самой границе дымки в почти неподвижном воздухе сверкал белый горный гребень. Фел печально вздохнула. Может, эта белизна — видимая, вероятно, только потому, что вздымалась высоко в небо, в чистый воздух — была покрытыми снегом горными вершинами? А может, просто облака? Она недостаточно хорошо помнила географию этой местности, чтобы точно сказать это.

Фел сидела и думала об этих вершинах. Однажды высоко в предгорьях, где маленький горный ручей около километра бежал по ровному болотистому плато и петлял, и змеился, и изгибался, как атлет, который разминается и гнётся между двумя схватками, по покрытой камышом земле, она нашла что-то, что сделало ту зимнюю прогулку незабываемой.

Сбоку ручья лёд сформировал прозрачные, хрупкие комки. Фел некоторое время счастливо маршировала сквозь мелкие места, дробя лёд сапогами и наблюдая, как его уносит водой. В тот день она не лазала в горы, а просто гуляла. Она была в зимней одежде и почти без снаряжения. И тот факт, что она не делала ничего опасного или физически утомительного, вызывал у неё чувство, будто она снова была маленькой девочкой.

Она пришла на место, где ручей бежал по скальной террасе, от одной болотистой равнины к другой, и там прямо под водопадом в скале вырыл маленький пруд. Вода падала не более чем на метр, и ручей был достаточно узким, чтобы его перепрыгнуть. Но Фел запомнила и этот ручей, и этот пруд, потому что там в кружащейся воде, пойманный под брызжущим водопадом, плавал застывший круг пены.

Вода здесь от природы была мягкой и торфянистой и иногда в горных ручьях этой местности образовывалась желтовато-белая пена, разносилась ветром и повисала на камышах, но она ещё никогда не видела замёрзшей пены в форме круга. Фел засмеялась, когда увидела это. Она подошла и осторожно взяла этот круг в руки. Он был чуть больше раскрытой ладони и несколько сантиметров толщиной, и совсем не такой хрупкий, как она боялась.

Пенистые пузыри в холодном воздухе и почти замерзающей воде превратились в лёд и сформировали нечто похожее на крошечную модель галактики, обычной спиральной галактики, как эта, её Галактика. Она держала над собой лёгкое творение из воздуха, воды и растворённых химикалий, вращала в ладонях, обнюхивала, вытягивала язык и лизала, рассматривала сквозь пену мутное зимнее солнце, легонько постукивала пальцем, чтобы послушать, не звенит ли оно.

  127  
×
×