Александр Великий или Книга о Боге

Перейдя реку, афиняне первыми ринулись веред с криками «Бей македонцев!» – и ряды македонцев дрогнули.

В то же время на другом фланге фиванцы, признанные лучшими воинами Греции, внезапно отступили под стремительным натиском македонцев. Александр во главе своих товарищей из рощи нимф – Гефестиона, Гектора, Ни-канора, Марсия, Птолемея и других молодых македонских аристократов, которые с этого дня будут гордо называть себя «товарищами», – атаковал фланг, занятый Священным отрядом, прорубая себе дорогу среди бойцов-возлюбленных, поклявшихся не разлучаться до самой смерти. Они остались верны своей клятве – расказывали, что конь Александра перепрыгивал через горы трупов.

Прикрыв ладонью от солнца единственный глаз, Филипп увидел отступление фиванцев и, чтобы окончательно сломить сопротивление греков, использовал тот же прием, что и Александр, когда укрощал Буцефала. Отступив, он так развернул свои войска, что они почти поменялись позициями с противником, который стоял теперь лицом на юг, то есть против солнца. Тогда он стремительно атаковал афинян, ослепленных солнечным светом и уставших от беспорядочных передвижений.

Порядок коалиционных войск нарушился. Первыми рассеялись отряды небольших государств, за ними последовали наемники; афиняне, прижатые к горе, тоже не смогли удержать своих позиций: большинство их вынуждено было сдаться в плен, тогда как другие пытались спастись бегством. Как потом рассказывали, Демосфен, бежавший в толпе отступающих, вдруг почувствовал, что кто-то схватил его за край одежды. Воздев руки к небу, он взмолился о пощаде. В тот миг вокруг него находились только свои, а одежда просто зацепилась за куст. Рванувшись вперед, он со всех ног бросился бежать, оставив на ветках клочья туники.

Фиванцы рассеялись в последнюю очередь. Александр со своей конницей гнал их по долине, кося их ряды, подобно жнецу. От Священного отрядя ничего не осталось – Александр истребил его, командующий был убит.

Когда солнце село, Македония стала властительницей Греции, а Александр – победителем битвы при Херонее. В рядах македонцев уже стали поговаривать: «Филипп – наш полководец, а Александр – наш настоящий царь».

Побежденных Филипп подверг различным наказаниям. Так как фиванцы нарушили старый союзнический договор, он даже запретил им хоронить мертвых. Афиняне являлись его вечными соперниками, их поражение открывало ему все пути, обещало исполнение всех надежд; он пригласил на ужин их пленных военачальников. На предложение Пармениона, советовавшего Филиппу завтра же выступить в поход, чтобы стереть с лица земли Афины, он ответил, что не сделает этого. «К чему мне разрушать средоточие моей славы?» – сказал он.

Пир при Херонее должен был войти в историю как самый знаменитый из пиров, которые задавались когда-либо великими пьяницами. Поскольку на нем присутствовали афинские вожди, Филипп старался вести себя более или менее пристойно, чтобы показать себя человеком благородного поведения. Но едва они удалились, он начал по-настоящему справлять победу и напился самым жестоким образом. Кубки не успевали наполнять, вино струилось по бороде и груди царя, смешиваясь с пылью битвы. Он сорвал с глаза повязку, ужасно сквернословил, благодарил своих военачальников, целовал их в губы и самолично подливал им вина.

К тому времени Александр уже давно удалился. Усталый, не слыша криков, доносившихся от пиршественного стола, он спал, подложив под голову сочинение Гомера.

Тем временем с Филиппом продолжали пить два человека, которые недавно приобрели его расположение. Первый из них, недавно назначенный военачальник, некий Аттал, быстро пошел в гору по той причине, что был таким же лихим пьяницей, как и Филипп, мог пить с ним до утра, когда все остальные уже лежали мертвецки пьяные. Их дружбу скрепило вино.

Второй, молодой воин из царской стражи по имени Павсаний, был почти подростком; Филипп, с тех пор, как охромел, завел привычку опираться на его плечо. Филиппу было приятно ощущать податливую упругость молодого тела, и во время последнего похода, когда в лагере не было женщин, подросток заменял ему гетер, без которых царь не мог обходиться.

Павсаний был странный малый, всегда взволнованный, с темными, горящими глазами, с подвижными чертами лица. Им владела наихудшая напасть, какой только может подвергнуться мужчина: желание стать знаменитым – при том, что он не обладал необходимыми качествами для подкрепления своего тщеславия. Он завидовал всем и каждому, был готов на любые низости, лишь бы иметь доступ в общество могущественных людей, которых тоже тайно ненавидел, потому что прислуживал им. Он вовсе не был крепче старших и боролся с усталостью, чтобы, оставшись на ногах в конце оргии, беспрестанно наполнять кубок царя и исполнять любые его желания.