Так не бывает

Увертюра подходила к концу, а Питера распирало желание поделиться своими чувствами с Колючкой, в глазах которой была написана та же самая сказка…

– Триш, – позвал он ее, и она обернулась к нему с мягкой улыбкой, обычно ей не свойственной. – Триш, тебе не кажется, что мы видим все это, – он кивнул вниз, – в последний раз?

– Кажется, – ответила она. И когда аттракцион начал набирать высоту, выкрикнула в нарастающий гул ветра: – Каждый раз кажется!

Питер улыбнулся. Ее слова были как подарок. Он толком не понимал, почему ему так приятно слышать это от нее. Пит попытался представить на ее месте Дженнифер, но у него ничего не вышло. То ли потому, что Дженнифер казалась сейчас такой далекой, то ли потому, что бешеный танец увлек его ввысь, а потом влево, а потом – вправо, и вниз, и снова в синюю холодную осеннюю высь, проникнутую горьким запахом страха и сладким – радости.

Восхитительный момент был нарушен забавным обстоятельством: Питер забыл вынуть мелочь из карманов. Центы взметнулись серебристой стайкой и упали вниз, звонко выплеснулись на металлический выступ. Триш хохотала, как сумасшедшая, пригибаясь к поручням. Питер и сам не выдержал – рассмеялся. Он и не думал, что деньги могут падать так смешно. Можно рассмешить за деньги. Но рассмешить деньгами – об этом он никогда не слышал. Эта мысль еще больше развеселила его. Он обязательно скажет об этом Колючке, когда они спустятся. Если спустятся – карусель вновь набирала высоту, и Питер позабыл обо всем, кроме удивительного, беспокойного и радостного чувства полета…

– Теперь я поняла, что значит – сорить деньгами! – выкрикнула Колючка, когда они спустились вниз. – Мышонок сорит деньгами!

Она снова расхохоталась, и Питеру был приятен ее смех, несмотря на то что она смеялась над ним.

– Я не думал, что деньги могут так рассмешить, – улыбнулся он. – Хорошо, что я забыл вытащить эту мелочь.

– Ты – классный, – заявила Колючка, когда перестала смеяться.

Питер смутился, но ему была очень приятна ее похвала, хоть он и не понимал, за что его хвалят.

– Почему? – поинтересовался он.

– Ты не боишься казаться смешным. Не боишься посмеяться над собой. А я не знаю ребят, которые смогли бы так же.

– Неужто?

– Зуб даю. Правда, друзей у меня совсем не много.

– Это я заметил. Но мне казалось – тебе они не нужны. Ты… одиночка.

Колючка усмехнулась. В ее улыбке была горечь, и Питер понял, что она не по своей воле выбрала это одиночество. Ему захотелось утешить ее, и, как ни странно, слова тут же нашлись.

– Друзей не должно быть много. Вот у меня – только Руперт. Но я люблю его как брата. Настоящего. И еще… если хочешь… мы будем твоими друзьями… – последнюю фразу он произнес, краснея. Пит никогда не предлагал дружбу девчонке. Но эта девчонка была особенной. Не как Дженнифер Китс, совсем по-другому. Но как именно по-другому, Пит так и не смог объяснить.

– Накатались? – ревниво поинтересовался Руперт, когда Пит с Колючкой наконец добрались до него, одиноко стоящего у кассы.

– У Пита мелочь рассыпалась, – хихикнула Колючка. – Видел, как центы взметнулись в воздух?

Руперт не мог долго дуться. Вспомнив падающую с неба мелочь, он расхохотался. Следом за ним покатились со смеху Колючка и Мышонок.

Она тоже классная, подумал Пит. Тут даже Руп не поспорит.

Этим вечером в доме Макаути разразилась страшная гроза. А началась она с небольшой вспышки молнии – в дверь позвонили.

Юта и Робин целый вечер сидели в библиотеке, тщетно пытаясь договориться о том, как вести дела в своих агентствах. Каждый, как обычно, пытался доказать другому, что умеет и может работать гораздо профессиональнее другого даже в той области, которой этот другой посвятил уже много лет.

Робин утверждал, что Юта – ужасный модельер, который уродует девушек, одевая их в скучные серые костюмы. А Юта в свою очередь отчитывала Робина за то, что концепция его нового рекламного проекта отдает «затхлым душком» мужского шовинизма. Миссис Пирс тем временем отмывала туалет, тихо проклиная того, кто разучился попадать туда, куда нужно, и пыталась понять, кто этот загадочный «кто-то»: Пит или Робин?

Самым свободным человеком в доме, как обычно, оказался Пит. Поэтому почетная участь швейцара выпала именно ему. Надеясь увидеть в дверном проеме тучную фигуру Билли Шэйна, Питер разочарованно вздохнул: перед ним стояла какая-то опереточно-яркая девица с немыслимым бюстом.