Покуда я тебя не обрету

Миссис Оустлер уселась за девственно чистый стол, у нее дрожали руки. Джек налил себе кофе и сел рядом.

– Я поспорила с Алисой, Джек. Я сказала, что эти девчонки из интерната затащат тебя в общагу и заставят их всех перетрахать. Алиса сказала, что ты сбежишь с этой страстной пигалицей с собакой. Скажу тебе, ты нас удивил – на калеку никто не поставил ни цента.

– Куда ушла мама, Лесли?

– Очередное MPT, – ответила миссис Оустлер. – Это вроде рентгена.

– А зачем ей это?

– Джек, не будь дураком. Разве ты с ней не говорил в последнее время? Вижу, что нет, я права?

– Я честно пытался, – сказал Джек. – Она не хочет со мной говорить.

– Значит, ты задавал неправильные вопросы.

На столе между солонкой и перечницей стоял белый конверт, совершенно невинный, словно приглашение на свадьбу. Если бы его оставила для Джека Алиса, на нем обязательно было бы что-нибудь написано – скорее всего, его имя, аршинными буквами, и еще гигантское сердце, лопающееся от материнской любви, или какой-то иной рисунок, призванный символизировать глубокую привязанность. Конверт же был девственно белый и незапечатанный.

– Лесли, мама что, больна?

– Конверт? Какой такой конверт? Не вижу никакого конверта, – сказала миссис Оустлер, уставившись на конверт так, словно хотела просверлить в нем взглядом дырку.

– Что в конверте?

– Тебе совершенно необязательно знать, что там. Кто-кто, а уж я ни за что на свете не стану тебе это показывать.

Джек открыл конверт – разумеется, Лесли считай что потребовала от него это сделать – и выложил на кухонный стол четыре фотографии, словно пасьянс.

На снимках в разных ракурсах изображалась часть женского тела, от плеч до пупка; дама была очень красивая, совершенно обнаженная, с полными грудями, которые и не думали провисать. Джек сразу понял, что она молодая – такие округлые груди, такая гладкая кожа, – но больше всего его привлекла татуировка. Отличная работа, мама бы уважительно сказала «старая школа» – традиционное до боли моряцкое разбитое сердце, точнее, разорванное пополам вертикально, выведенное синими чернилами. Только контуры, не закрашено. Сердце красовалось на верхней внешней части левой груди, слегка касалось ребер. Идеальное место, как частенько говорила Алиса – в мире нет лучше способа спрятать татуировку, особенно разбитое сердце. Половинки сердца, как герб, были перевязаны свитком, на котором читалась надпись курсивом: «Покуда я тебя не обрету».

Прекрасная татуировка, подумал Джек, такую могла бы сделать и мама, но ее почерк он сразу бы узнал. Итак, это чужая работа, немного отклоняющаяся от правил, – обычно на свитке выводили имя возлюбленного, который бросил или обманул тебя или как-то иначе разбил тебе сердце.

Джек подумал, кто мог сделать эту татуировку. Да кто угодно из старых мастеров – Татуоле, Док Форест, Тату-Петер, даже Матросик Джерри из Галифакса. Сделана она, по-видимому, давно – фотографии довольно старые. Но Джеку следовало не изучать татуировку, а думать, кто изображен на фото.

– Джек, ты не на ту грудь смотришь, – сказала Лесли. – Понятия не имею, почему Алиса так тщательно скрывала от тебя эту татуировку. В общем, умрет она не от нее.

Только тут Джек понял, что смотрит не на чьи-нибудь груди, а на мамины. Значит, фотографиям лет двадцать минимум. Вот как, значит – все считали, что у татуировщицы Дочурки Алисы вопреки всем правилам на теле татуировок нет, а на самом деле это вранье. Когда Уильям разбил ей сердце, она сделала себе татуировку – давно, может быть, когда Джек еще не родился или был совсем маленький.

Джек вспомнил, что мать ни разу в жизни не мылась вместе с ним в душе и никогда не показывалась ему обнаженной в раннем детстве из соображений «приличий». Его не смущало, что этот вывод находился в кричащем противоречии с ее нескрываемым презрением к приличиям всякого рода. Какая чушь! Приличия тут были ни при чем, понял он теперь, как ни при чем и имеющийся у нее якобы шрам от кесарева сечения. Алиса решила, что Джек ни в коем случае не должен видеть ее татуировку – и не только потому, что он узнал бы, что ее легенда про «чистое тело» ложь. Дело даже не в татуировке, а в надписи, и даже не в ней, а в слове «тебя» – оно, конечно, обозначало его пропавшего отца! Она с самого начала решила спрятать от Джека не просто татуировку, а самого Уильяма! Она навечно пометила себя из-за Уильяма – и значит, все ее безразличие, ее отказ искать Уильяма дальше, ее нежелание говорить с Джеком об отце – все это маскарад, ложь.