Тени и призраки

Его последнее слово прозвучало особенно громко, оно сопровождалось гримасой боли. Гарри замер, его обуревали страх и дурные предчувствия.

Несколько мгновений Макс стоял неподвижно, глаза его под насупленными бровями были мрачны, он медленно, с трудом дышал.

— Макс, прошу тебя, позволь мне вызвать врача! — вскричал Гарри.

Макс отмахнулся и возобновил хождение по кабинету, но теперь все его движения были неуверенны.

— Она носила под сердцем наше дитя, когда произошло непоправимое, — продолжал он измученным голосом. Я мечтал о том, чтобы, зажмурив глаза, сбросить всю эту сцену в небытие.

— Она устала в тот вечер. Я просил ее остаться дома, но она и слышать не хотела об этом. Считала, что должна быть рядом со мной. Помогать мне. Поддерживать.

«Сын, умоляю, прекрати это самоистязание!» — думал я.

Макс остановился и, прислонившись к раме высокого окна, бросил взгляд на озеро, на беседку, стоявшую на берегу. Дыхание его прерывалось.

— Становится темнее и темнее. Будет буря.

Он отвернулся от окна. Теперь его лицо приняло суровое, непреклонное выражение, будто бы он решился превозмочь боль.

— Но для нее это оказалось слишком тяжелым испытанием. — Он снова принялся шагать по кабинету. (Я с болью смотрел на него.) — Случился выкидыш. Она потеряла прежнюю быстроту движений и не успела увернуться от упавшего механизма.

Он замолчал и поднес ладонь к глазам, как будто в попытке стереть память о том страшном вечере.

— Моя жена… — бормотал он надломленным голосом. — Наше дитя… Я все потерял в один миг. Поистине ужасный миг.

Он стиснул зубы и прижал руку к желудку.

— Макс, — окликнул его Гарри.

Ни малейшей реакции на оклик. Рука, прижатая к животу, исказившая лицо гримаса боли. Но вот он снова меряет шагами кабинет.

«Нет, мне не вынести этого», — подумал я.

— Ее нет со мной уже двенадцать лет. А я все еще люблю ее, и только ее. Моя любимая, мой ангел. Никого нет на свете, кто хоть немного походил бы на нее. И никогда не будет. Никогда.

С немым криком Макс рухнул на пол, руки его вытянулись вперед в попытке опереться на ближайший стул.

С трудом он снова поднялся на ноги, когда Гарри подбежал к нему с выражением страха на лице. Макс вытянул дрожащую руку и чуть слышно потрепал его по руке.

— Это лучший путь отсюда… дружище, — пробормотал он слабо.

«Но далеко не лучший вариант уходить на глазах отца», — кричал мой разум, объятый тревогой и гневом.

— Я лишился не только Аделаиды. — Макс с видимым трудом втянул ноздрями воздух. — С нею ушло из моей жизни счастье. Ты знаешь это так же, как и я.

«Но я-то не ушел! — кричал мысленно я. — Может быть, я и кажусь вам картофелиной, но я все-таки здесь!»

Макс снова простонал и стиснул зубы с такой силой, что они заскрипели.

— Бож-же мой, — вырвалось у него.

Он выдавил притворную улыбку, но в ней не было веселья.

— Да, я потерял все. Мои руки, зрение, слух. Моя судьба, моя карьера. — Он мгновение помолчал. — Теперь я потерял и жизнь, — тихо закончил он.

«Но я с тобой, сынок, я не оставлю тебя», — кричал мой несчастный ум.

С коротким, поверхностным вздохом Макс упал на колени рядом со стулом, корчась в припадке боли. Взгляд его застыл, на лице была маска агонии.

Гарри сумел помочь ему приподняться и боком сесть на стул. Макс бессильно откинулся на его спинку, дыхание с трудом давалось ему.

— Боже, — застонал он опять.

Макс начал задыхаться, не в силах поймать ртом воздух. Рот его открылся, язык вывалился наружу.

Затем послышался всхлипывающий стон, тело сотрясли конвульсии, Макс несколько раз содрогнулся и затих. Глаза его закатились.

ГЛАВА 9

Я почувствовал, как тяжело бухает мое бедное сердце, старый молот в тесной клетке груди, измученный перенесенным ударом. О, почему ты не разорвалось надвое в этот момент?

Гарри, застыв в молчании, не сводил глаз с моего сына. Наконец ему удалось разлепить губы.

— Г-господи, — еле сумел выговорить он. — Г-господи Иисусе!

Согнувшись над телом, он прижал ухо к груди Макса, внимательно прислушался, задерживая собственное дыхание, чтобы услышать дыхание Макса. И не услышал ничего. Сердце моего сына перестало биться.

Гарри резко выпрямился и с потрясенным видом уставился на труп. Затем выражение его лица изменилось — теперь он смотрел на Макса с бешенством.