Тень орла

VI

Атака под Сбодуновом

С вершины холма Недомерок видел, как всего в нескольких шагах от русских батарей упал императорский орел, хоть и не подозревал, что это случилось в тот самый миг, когда Муньос приготовился заменить его белой простынкой, а мы все, отбросив притворство, ринуться к русским, осуществлять переход на сторону противника. Но так густо рвались бомбы, такой стоял тр-рзык и бум и блям, что густейший пороховой дым, окутав место действия, начисто скрыл от августейших глаз продвижение батальона. Бонапарт нахмурился, не отводя от правого глаза подзорную трубу.

– Орел упал, – молвил он сурово и печально.

Окружавшая его свита – все маршалы, и генералы, и адъютанты – поспешила придать лицам выражение, соответствующее переживаемому моменту. «Это печально, но неизбежно, ваше величество». «Какое самопожертвование, ваше величество». «Этого следовало ожидать, ваше величество».., ну, и всякое такое прочее.

– Бе-бе-беззаветная п-преданность, – взволнованно резюмировал Клапан-Брюк.

Снизу доносился слитный частный грохот.

Пумба-пумба следовали почти беспрерывной чередой. Было похоже, что вся русская артиллерия сосредоточила огонь на испанцах – или что там от них к этому времени еще оставалось – и садит по ним в упор.

– Из них приготовят рыбу под маринадом, – молвил легкомысленный, как всегда, маршал Бутон. – Помните, ваше величество, нас угощали в Сомосьерре? Как ее, черт? А, эскабече! Лавровый лист, оливковое масло…

– Заткнись, Бутон.

– Ех-м, разумеется, ваше величество. Молчу.

– У тебя язык без костей, Бутон. – Бонапарт глянул на него так, словно перед ним был не маршал, а кругляш навоза, секунду назад выкатившийся из-под хвоста кирасирской лошади. – Там героически гибнет горстка храбрецов, а ты позволяешь себе распространяться на гастрономические темы.

– Виноват, ваше величество. По правде говоря..

– По правде говоря, тебя следовало бы разжаловать в капралы, да послать на этот треклятый правый фланг, да посмотреть, кто больший патриот – ты или эти бедолаги из 326-го.

– Кхм… Ваше величество… – Бутон ослабил ворот мундира, тоскливо завел глаза. – Я хоть сейчас… Если б только не моя грыжа…

– Лучшее средство от грыжи: взять ружье и – в пехоту, в авангард штурмовой колонны. Всякую грыжу как рукой снимет.

– Удивительно верно изволили заметить, ваше величество.

– Болван. Тварь безмозглая. Скотина.

– Все так, ваше величество. Мой точный портрет. Вылитый я.

И под насмешливый гул генералитета, в подобных ситуациях неизменно демонстрирующего монолитную сплоченность, несчастный Бутон выдавил из себя примирительную улыбку.

– Пишите, Клапан-Брюк. – Император вновь припал к окуляру трубы. – Орден Почетного Легиона каждому из этих храбрецов… Впрочем, я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь из них уцелеет. В любом случае, отметить в приказе по армии беспримерный героизм, проявленный в бою с неприятелем.

– Бу-бу-удет сделано, ваше величество.

– Дальше. Письмо моему брату Жозефу. Мадрид, королевский дворец и так далее. Государь брат мой. Запятая.

И Недомерок начал диктовать послание братцу, которому у нас в Испании приклеили прозвище Пепе-Бутылка, то ли за пристрастие к вину, то ли по природному нашему злоязычию, наверное не знаю, а врать не хочу. Ну да не в том суть. Просто Бонапарта, стоявшего на холме перед горящим Сбодуновом, обуял в тот день эпистолярный зуд, тем более что самому водить пером не надо: на то имеется верный Клапан-Брюк.

"Славный мой Пепе, долго ли ты еще собираешься морочить мне голову жалобами на подданных своих, мною тебе данных, да уверять, что сам черт не усидит на троне в стране, где даже кофий каждый пьет на свой манер: один молока льет полчашки, другой – две капли, третий требует двойной, а мне, будьте добры, со взбитыми сливками.

В стране, где священники, засучив рукава сутаны, палят из ружья и с амвона утверждают, что выпускать кишки французам – не грех, а богоугодное дело, где любимое национальное развлечение – резать из-за угла или за ноги волочить по улицам труп того, кому пять минут назад рукоплескали с не меньшим жаром. Братец, ты рассказываешь об этом в каждом письме, кляня свою судьбу да и меня заодно за то, что подсудобил тебе такое королевство, уверяешь, что править этим народом – сплошная геморрока, твердишь, что лучше бы я тебя произвел в архиепископы Кентерберийские. А я тебе на это вот что скажу, двоеточие: Кентербери мы покуда еще не завоевали, Испания же – при том, что она кишмя кишит испанцами – страна с большим будущим.