Порно

— Как Суани? Наверняка ведь куда-нить свалил, — спрашиваю я про одного старого дружка.

— В Таиланд, — говорит Урод.

— Ничего себе. — Я опять в потрясеиии. Суани всегда мечтал о Таиланде, но мне просто не верится, что он действительно взял и уехал.

— Ага, взял и свалил, хитрый перец, — кивает Урод, кажется, его самого зацепил этот расклад. — На одной ноге — и вот, понимаешь.

Потом мы принимаемся обсуждать Джонни Свана, но есть одна вещь, которую мне надо знать, и я спрашиваю этак небрежно, как бы между прочим:

— Скажи мне, Урод, а Бегби вышел из тюряги?

— Ага, да уж давненько, — говорит Урод, и мне как-то сразу плохеет. Лицо застывает, в ушах звенит. Голова кружится, и мне уже трудно сосредоточиться на его словах. — Почти сразу после Нового года. Он тут ко мне заходил, ну, на днях. Законченный псих, еще даже хуже, чем раньше, — говорит он серьезно. — Держись от него подальше, Марк, он не знает про деньги…

Я изображаю святую невинность:

— Какие деньги?

Урод в ответ расцветает открытой и теплой улыбкой и обнимает меня, я бы даже сказал, что с излишним энтузиазмом. Для такого тщедушного парня его объятия достаточно крепки. Потом он отрывается от меня, его глаза полны слез.

— Спасибо, Марк, — говорит он.

— Не знаю, о чем ты говоришь. — Я пожимаю плечами. Нельзя проболтаться о том, чего ты не знаешь. Я даже не спрашиваю о его отношениях с Али, как у них все теперь, или об иммунной системе его ребенка. Псих — патологический лжец, и получается у него много хуже, чем раньше — или он просто так развлекается? Я бросаю взгляд на настенные часы. — Слушай, приятель, мне надо идти. У меня свидание.

Урод как будто даже слегка огорчился, чего-то он мнется, а потом все же решается:

— Слушай, друг, а ты… ну, не сделаешь мне одно одолжение?

— Да, конечно, — киваю я, пытаясь угадать, сколько он у меня попросит.

— Ну, мы с Али… мы, ну, избавляемся от квартиры. Я пока поживу у друзей, но к ним нельзя взять кота. Ты не мог бы его приютить на время?

Я мучительно соображаю, какого кота он имеет в виду, а потом до меня доходит, что он говорит об обычной настоящей кошке. А кошек я ненавижу. Всем сердцем.

— Прости, приятель… я не особый любитель кошек… и потом, я у Гэва живу, а он точно не разрешит.

— А-а… — говорит он с таким разнесчастным видом, что мне просто нужно попробовать сделать хоть что-то, и я звоню Диане и спрашиваю, как она отнесется к тому, чтобы присмотреть за кошкой. Диане нравится эта идея, она говорит, что Никки и Лорен давно собираются завести кошку, так что это будет для них испытанием, проверкой, смогут ли они это выдержать. Она говорит, что сейчас свяжется с ними, отключается, перезванивает мне буквально через пару минут.

— Все в порядке. У кошки есть временный дом, — говорит она.

Урод жутко рад, что все так славно устроилось, и мы договариваемся, когда он привезет животину в Толкросс. Когда мы с ним расстаемся, я чувствую, как ужасная ярость пробивается сквозь мое оцепенение, разъедая меня изнутри. Я собираюсь с духом и звоню на мобильный моему деловому партнеру.

— Саймон, привет. Как дела?

— Ты где?

— Не имеет значения. Ты уверен, что Бегби все еще в тюрьме? Мне тут сказали, что его давно выпустили.

— И кто те енто сказал?

Показушный переход Психа на шотландский народный звучит очень уж неубедительно.

— Это не важно.

— Не, енто гон. Насколько я знаю, он еще сидит. Лживый мудак. Я отключаюсь, иду вниз по Грассмаркет и вверх по Уэст Порт по направлению к Толкроссу, лихорадочные мысли проносятся у меня в голове, и самые жуткие чувства раздирают меня изнутри.

56. «…а он лежит у меня на плечах…»

Я, кажется, привязалась к Заппе, к коту, который у нас поселился. Я с ним занимаюсь кошачьей гимнастикой. Есть такая гимнастика, называется кэтфлексинг, на прошлой неделе по телевизору была передача, по Четвертому каналу. Я поднимаю его тридцать раз в позе номер один, когда я приседаю, а он лежит у меня на плечах, как воротник. Потом — приседания в позе номер два, когда я поддерживаю его под животиком одной рукой и под грудкой — другой. По тридцать повторов с каждой стороны.

Входит Лорен и удивленно таращится на меня.

— Никки, что это ты делаешь с бедным котом?

— Занимаюсь кошачьей гимнастикой, — объясняю я, испугавшись, как бы она не подумала, будто я еще и зоофилией страдаю. — Когда ты ведешь напряженную жизнь, домашние животные обычно испытывают недостаток внимания, так что это — хороший способ для поддержания формы и восстановления дефицита общения с котом. Ты выполняешь физические упражнения, что всегда полезно, а животное не чувствует себя заброшенным. Хочешь, попробуй сама, — говорю я, опуская котяру на пол.