Фламандская доска

Хулия кивнула, жадно внимая словам старика. То, что она сейчас услышала, было подтверждением – только сформулированным и высказанным вслух – того, что она чувствовала интуитивно. Она вспомнила схему, которую сама начертила: шесть уровней, содержащихся один в другом, вечное возвращение к исходной точке, картины внутри картины.

– Я понимаю вас лучше, чем вы думаете, – сказала она. – Эта картина как будто подтверждает самое себя.

Бельмонте неуверенно покачал головой.

– Подтверждает? Это не совсем то, что я имел в виду. – Он с минуту размышлял, потом сделал бровями движение, наверное долженствующее означать, что он не желает иметь дело с непонятными ему вещами. – Я имел в виду другое… – Он кивнул в сторону проигрывателя: – Вот, послушайте-ка Баха.

– Да, у вас, как всегда, Бах.

Бельмонте улыбнулся.

– Сегодня в мои планы не входило тревожить Иоганна Себастьяна, но я все же решил поставить его – в вашу честь. Так вот, обратите внимание: это сочинение состоит из двух частей, и каждая из них повторяется. Тоника первой части – «соль», а заканчивается она в тональности «ре»… Чувствуете? Теперь дальше: кажется, что пьеса кончилась в этой тональности, но вдруг этот хитрец Бах одним прыжком опять перебрасывает нас к началу, где тоникой опять является «соль», а потом снова переходит в тональность «ре». Мы даже не успеваем понять, каким образом, но это повторяется раз за разом… Что вы об этом скажете?

– Скажу, что это потрясающе. – Хулия внимательно прислушивалась к аккордам музыки. – Это как кольцо, из которого не вырвешься… Как на картинах и рисунках Эшера, где река течет, низвергается вниз, образуя водопад, а потом необъяснимым образом вдруг оказывается у собственного истока… Или как лестница, ведущая в никуда, к началу себя самой.

Бельмонте, довольный, закивал.

– Вот-вот. И все это можно проиграть в различных ключах. – Он взглянул на пустой прямоугольник на стене. – Самое трудное, думаю, состоит в том, чтобы понять, в какой точке этих кругов ты находишься.

– Вы правы. Боюсь, мне пришлось бы слишком долго объяснять, но во всем, что происходит с этой картиной и вокруг нее, действительно присутствует нечто из того, о чем вы сейчас говорили. Когда думаешь, что история закончена, она начинается снова, хотя и развивается в ином направлении. Или это только кажется, что в ином… Потому что, возможно, мы не сдвигаемся с места.

Бельмонте пожал плечами:

– Это парадокс, разрешить который должны вы и ваш друг-шахматист. Я ведь не располагаю теми данными, какими располагаете вы. А кроме того, как вам известно, я всего лишь любитель. Я даже не сумел додуматься, что эту партию следует играть назад. – Он долгим взглядом посмотрел на Хулию. – А принимая во внимание Баха, это для меня и вовсе не простительно.

Девушка сунула руку в карман за сигаретами, размышляя об этих неожиданных, новых для нее истолкованиях. Как нитки от клубка, подумала она. Слишком много ниток для одного клубка.

– Кроме меня и полицейских, к вам за последнее время приходил кто-нибудь с разговорами о картине?.. Или о шахматах?..

Старик ответил не сразу, точно стараясь угадать, что скрывается за этим вопросом. Потом пожал плечами:

– Нет. Ни о том, ни о другом. Пока была жива моя жена, к нам приходило много народу: она была намного общительнее меня. Но после ее смерти я поддерживал отношения только с несколькими друзьями. Например, с Эстебаном Кано. Вы слишком молоды, чтобы знать это имя, а он в свое время был известным скрипачом… Но Эстебан умер – зимой будет два года… Честно говоря, моя маленькая стариковская компания сильно поредела, я – один из немногих, кто еще жив. – Он улыбнулся слабой покорной улыбкой. – Один хороший друг у меня остался – Пепе. Пепин Перес Хименес, тоже на пенсии, как и я, но все еще похаживает в казино, а иногда приходит ко мне сыграть партию-другую. Но ему уже почти семьдесят, и у него начинает болеть голова, когда он играет более получаса. А он был сильным шахматистом… До сих пор иногда играет со мной. Или с моей племянницей.

Хулия, достававшая из пачки сигарету, замерла. А когда снова зашевелилась, то продолжила свое занятие очень медленно, как будто резкое или нетерпеливое движение могло спугнуть то, что она услышала.

– Ваша племянница играет в шахматы?

– Лола?.. Да, и довольно прилично. – Инвалид улыбнулся с каким-то странным выражением, словно сожалея, что достоинства его племянницы не распространяются и на другие стороны жизни. – Я сам учил ее играть – много лет назад. Но она превзошла своего учителя.