Фламандская доска

– Почему вы так думаете?

– Потому что в четверг вечером, на следующий день после нашего разговора, Альваро прислал мне на дом кое-какие документы, которые я у него просила.

– Что за документы?

– Они касаются истории картины, над которой я сейчас работаю.

– Вы получили их по почте?

– Нет, с посыльным, прямо в день отправки.

– Вы помните, из какого агентства был посыльный?

– Да. Из «Урб экспресс». Это было в четверг, около восьми… Как можно это объяснить?

Полицейский скептически посопел в усы.

– Да никак. В четверг вечером Альваро Ортега был уже сутки как мертв, так что он не мог послать вам никаких документов. Кто-то… – Фейхоо сделал паузу, чтобы Хулия поняла его мысль, – кто-то другой сделал это за него.

– Кто-то другой? Но кто?

– Тот, кто его убил, – если только его убили. Или та. – Полицейский с любопытством взглянул на Хулию. – Не знаю, почему это мы всегда автоматически полагаем, что преступник – непременно мужчина… – Тут, похоже, что-то пришло ему в голову. – А не прилагалось ли к этим бумагам, присланным якобы Альваро Ортегой, какого-нибудь письма или записки?

– Нет, в пакете были только документы; но, по всей вероятности, прислать их должен был он… Я уверена, что во всем этом есть какая-то ошибка.

– Никаких ошибок. Он умер в среду, а вы получили документы в четверг. Если только не произошла задержка по вине агентства…

– Нет-нет, в этом я уверена. На штемпеле стояло то же самое число.

– С вами был кто-нибудь в тот вечер? Я имею в виду – какой-нибудь свидетель.

– Да, было двое: Менчу Роч и Сесар Ортис де Посас.

Полицейский вытаращил глаза, и на сей раз его удивление казалось неподдельным.

– Дон Сесар? Антиквар с улицы Прадо?

– Он самый. А вы что, знаете его?

Фейхоо чуть поколебался, прежде чем утвердительно кивнуть. Да, он знаком с доном Сесаром. Некоторые дела, связанные со службой. Но он не знал, что сеньорита Хулия и дон Сесар – друзья.

– Ну, так теперь знаете.

– Да-да.

Некоторое время полицейский постукивал шариковой ручкой по столу. Казалось, он испытывал неловкость и хорошо знал почему. На следующий день об этом узнала и Хулия – из уст самого Сесара. Главный инспектор Касимиро Фейхоо был далеко не образцовым представителем полицейского племени. Его профессиональные отношения с миром искусства и антиквариата позволяли ему в конце каждого месяца добавлять к своему официальному жалованью весьма солидные суммы. Время от времени, когда отыскивались произведения искусства, находившиеся в розыске, кое-что из них исчезало через заднюю дверь. В этих операциях участвовали надежные посредники, отстегивающие главному инспектору проценты от своих доходов. И – бывают же такие совпадения! – одним из этих посредников являлся Сесар.

– В любом случае, – заметила Хулия, все еще сидя в кабинете инспектора Фейхоо, – думаю, наличие двух свидетелей ровным счетом ничего не доказывает. В конце концов, я прекрасно могла сама послать себе эти документы.

Фейхоо молча кивнул, но его взгляд немного смягчился: в нем даже появился оттенок уважения, вызванный, как стало ясно Хулии на следующий день, соображениями исключительно практического характера.

– Дело это и правда весьма странное, – проговорил наконец полицейский.

Хулия смотрела не на него, а прямо перед собой. С ее точки зрения, это дело становилось уже не просто странным, а мрачным и зловещим.

– Я только одного не понимаю: кто мог быть заинтересован в том, чтобы я все-таки получила эти документы?

Фейхоо, покусывая губу, вытащил из ящика письменного стола записную книжку. Усы его висели грустно и озабоченно, пока он, по-видимому, пытался прикинуть все «за» и «против» сложившейся ситуации. Было абсолютно очевидно, что его нимало не радует вся эта катавасия, в которой он ненароком оказался замешан.

– А вот это, – пробормотал он, с явной неохотой берясь за шариковую ручку и начиная писать, – вот это, сеньорита, еще один хороший вопрос.

Она остановилась на пороге участка, ощущая, что за ней с любопытством наблюдает охраняющий двери полицейский в форме. За рядом деревьев, украшающих проспект, виднелся неоклассический фасад музея, освещенный мощными прожекторами, спрятанными в окрестных садиках, среди скамеек, статуй и каменных фонтанов. Моросил дождик – мелкий, еле заметный, но от него блестел асфальт, отражая огни машин и регулярную смену зеленого, желтого и красного на светофорах.