Безутешные

– Мы навсегда останемся вашими должниками, сэр.

Он собирался что-то добавить, но мне вдруг захотелось помешать ему, пусть на время, выразить свою благодарность.

– Да, давайте подумаем о том, как это лучше сделать, – быстро ввернул я, принимая озабоченный вид. – Взойдя на возвышение, я мог бы, например, заявить: «Прежде чем начать, позвольте мне сделать небольшое замечание по поводу одного частного, но не лишенного важности предмета». Что-то в этом роде. Да, это будет самое простое.

Я внезапно с большой ясностью нарисовал себе группу коренастых пожилых мужчин, собравшихся за столом в кафе, и выражение их лиц – сперва недоверчивое, а потом бесконечно радостное – когда Густав сообщает им эту новость. Я вообразил, как сам являюсь среди них, спокойно и скромно, и как они обращают ко мне взгляды. Все это время я не забывал о том, что Густав шагает рядом – несомненно, распираемый желанием закончить благодарственную речь, однако я не давал ему возможности заговорить.

– Да-да. «По поводу частного, но не лишенного важности предмета» – так бы я мог выразиться. «Меня, побывавшего во многих городах мира, насторожила здесь одна особенность…» Хотя «насторожила», наверное, слишком сильное слово. Вероятно, лучше будет сказать «удивила».

– Правильно, сэр, – вставил наконец Густав. – «Удивила» – именно то, что нужно. Никто из нас не желает посеять враждебность. Тем и ценен для нас ваш визит. Видите ли, пусть даже в ближайшие несколько лет наш город посетит еще какая-нибудь знаменитость, пусть даже она снизойдет к просьбе вступиться за наши интересы, можем ли мы надеяться, что этот человек будет обладать вашим тактом, сэр? «Удивила» – именно тот глагол, который требуется, сэр.

– Хорошо, – продолжил я. – И после недолгой паузы я взгляну на них с мягким упреком, так что все присутствующие замолкнут и насторожатся. И наконец я произнесу… произнесу, пожалуй, вот что: «Дамы и господа! Вам, живущим здесь уже много лет, возможно, представляются естественными некоторые обстоятельства, которые сразу бросаются в глаза постороннему…»

Густав внезапно остановился. Сперва я подумал, что его приковало к месту неодолимое желание тут же излить свою благодарность. Но, взглянув на него, я понял, что дело не в этом. Он застыл на месте; голова была повернута, щека плотно прижата к коробке. Глаза Густава сомкнулись, брови он слегка нахмурил, словно производил в уме сложные вычисления. Я заметил, что его кадык медленно ходит вверх-вниз – раз, другой, третий.

– Вам не по себе? – осведомился я, придерживая его сзади. – Боже правый, вам бы лучше где-нибудь присесть.

Я попытался отнять у него коробку, но руки Густава не ослабляли хватки.

– Нет-нет, сэр, – произнес он, не открывая глаз. – Я абсолютно здоров.

– Вы уверены?

– О да, я абсолютно здоров.

Секунды две-три он простоял совершенно неподвижно, потом поднял веки и огляделся, издал слабый смешок и снова двинулся вперед.

– Вы не представляете себе, сэр, что это для нас значит, – заговорил он, когда мы прошли несколько шагов. – И после всех этих лет! – Он с улыбкой потряс головой. – При первой же возможности доведу эту новость до ребят. Работы сегодня невпроворот, но достаточно будет просто звякнуть Йозефу. Он известит остальных. Вообразите себе, сэр, как они это воспримут… Ага, здесь вам нужно свернуть. А мне прямо. О, не тревожьтесь, сэр, я в полном порядке. Мисс Коллинз, как вы знаете, живет вон там, справа. Просто выразить не могу, сэр, как я вам благодарен. Уверен, ребята будут ждать этого вечера с таким нетерпением, какого не испытывали за всю свою жизнь.

Пожелав Густаву всего доброго, я свернул туда, куда он указал. Пройдя несколько шагов, я обернулся. Густав стоял там же, на углу, и провожал меня взглядом из-за коробки. Увидев, что я обернулся, он энергично закивал (махнуть рукой мешала коробка), а потом продолжил путь.

Улица, где я оказался, была застроена в основном жилыми домами. Когда я миновал первые несколько кварталов, движение стало менее оживленным; появились дома с балконами в испанском стиле, которые я помнил с того позднего вечера, когда проезжал мимо в автомобиле Штефана. Дома тянулись квартал за кварталом, и я уже начал бояться, что не узнаю тот дом, перед которым мы стояли тогда с Борисом. Но, неожиданно для самого себя, я замер перед одной из дверей, которую определенно узнал. Мгновение помедлив, я поднялся на крыльцо и через узкие окошки по обе стороны двери попытался заглянуть внутрь.