167  

Тогда я закрыл глаза и лежал без движения, не замечая толчков и тяжести подошв людей, ступающих по моей спине. У меня был Плат, и я лежал тихо, стараясь не привлекать внимания.

– Может ли ад быть хуже этого? – спросил я. Голос мой прозвучал слабо, и я не думал, что он услышит меня за шумом сражения.

– Право, не знаю, – ответил он тем же спокойным голосом, словно то, что нас связывало, без усилий передавало слова от одного к другому.

– Это что, и есть преисподняя? – спросил я. – И души могут отсюда выбраться?

Он ответил не сразу.

– Ты полагаешь, я стал бы вести с Ним войну на моих условиях, если бы души не могли выбраться? – спросил он, словно сама мысль о вечном пребывании здесь оскорбила его.

– Забери меня отсюда, пожалуйста, – прошептал я. Моя щека покоилась на каменном полу. Вонь от лошадиного навоза смешивалась с запахом мочи и крови. Но вопли были хуже всего. Вопли и непрекращающийся звон металла! – Мемнох, забери меня отсюда! Расскажи мне, в чем суть вашего с Ним поединка! Расскажи о правилах!

Я попытался сесть, подтянул к себе ноги, вытирая глаза левой рукой, а правой по-прежнему сжимая Плат. Я стал задыхаться от дыма. Глаза сильно жгло.

– Скажи мне, что ты имел в виду, когда сказал, что я тебе нужен, что ты выигрываешь битву? Что это за битва между тобой и Им? Чего ты хочешь от меня? Как ты оказался Его противником? Что, именем Бога, должен делать я?

Я поднял глаза. Он сидел, расслабившись, нога на ногу, руки сложены на груди, с ясным лицом в момент вспышки пламени и бледным, когда оно угасало. Весь перепачканный, он казался слабым и смотрелся довольно странно – был жалким и спокойным одновременно. Выражение его лица не было ни горьким, ни саркастическим, а лишь задумчивым – с застывшей гримасой, совсем как те лики на мозаиках – безжизненные свидетели тех же самых событий.

– Итак, мы прошли через многие войны. Мы видели так много смертоубийств. Мы вытерпели массу мучений, – молвил он. – Теперь у тебя нет недостатка в воображении, Лестат.

– Дай мне отдохнуть, Мемнох. Ответь на мои вопросы. Я не ангел, а лишь чудовище. Пожалуйста, пойдем.

– Хорошо, – сказал он. – Сейчас отправимся. Ты, в сущности, проявил храбрость, как я и предполагал. Твои слезы обильны и идут от сердца.

Я не ответил. Грудь моя вздымалась. Я продолжал сжимать Плат. Левую руку я приложил к уху. Как я смогу двигаться? Ожидал ли я, что он унесет меня в вихре? Будут ли мои члены подчиняться приказам воли?

– Отправляемся, Лестат, – вновь произнес он. Я услышал, как поднимается ветер. Это был вихрь, и стены уже отдалились от нас. Я прижал рукой Плат. И услышал голос около уха:

– А теперь отдохни.

Во мраке вокруг нас кружились души. Я чувствовал, как моя голова прислоняется к его плечу, а ветер разметывает волосы. Я закрыл глаза и увидел, как Сын Божий вступает в огромное, темное, сумрачное пространство. Его маленькая отдаленная фигура излучала свет по всем направлениям, освещая сотни борющихся человеческих форм, душ, привидений.

– Преисподняя, – порывался я сказать. Но мы были внутри вихря, и мне привиделся лишь образ на фоне черноты моих сомкнутых глаз. И снова свет сделался ярче, лучи слились в одно огромное сияние, словно я оказался внутри его. Послышались песнопения, все громче и яснее, заглушая стенания душ вокруг нас, пока эти звуки не смешались и не сделались самой сутью видения и природой вихря. И они стали единым целым.

Глава 19

Я неподвижно лежал где-то в открытом месте, на каменистой почве. У меня был с собой Плат. Я ощущал его массу, но не осмеливался просунуть руку за пазуху и вытащить его, чтобы осмотреть.

Я увидел Мемноха, стоящего немного поодаль, в полном торжественном облачении, с высоко поднятыми и сведенными за спиной крыльями. И я увидел Бога Воплощенного, воскресшего, со все еще алеющими ранами на лодыжках и запястьях. Но Его уже искупали и омыли, и тело Его было такое же, как у Мемноха, то есть размерами больше человеческого. Его одежды были белыми и свежими, а темные волосы по-прежнему сильно окрашены запекшейся кровью, но красиво причесаны. Казалось, через покров эпидермиса на Его теле света исходит больше, чем до распятия; Он излучал такое мощное сияние, по сравнению с которым сияние Мемноха воспринималось много тусклее. Но эти двое не соперничали друг с другом и были, по сути, одинаково лучезарны.

Я лежал, где лежал, глядя вверх и слушая их спор. И только уголком глаза – еще до того, как их голоса сделались для меня различимы, – увидел я, что это поле брани, усеянное телами убитых. То не было время Четвертого крестового похода. Не было нужды говорить мне об этом. То была более ранняя эпоха; одежду и доспехи на мертвых воинах я отнес бы, когда бы меня спросили, к третьему веку, хотя я не был совсем уверен. То были ранние, стародавние времена.

  167  
×
×