Мемнох-дьявол

А это было самое плохое, самое отвратительное, самое ужасное, что могло бы со мной случиться.

Но что выражало лицо Роджера в тот последний момент? Я даже не уверен, что это вообще можно на–звать выражением. Что я прочел в его глазах? Умиро–творение? Невозмутимый покой? Понимание? Или это были всего лишь глаза призрака, теряющего остат–ки жизненной энергии? Глаза призрака, отдающего–ся во власть другого призрака?

Оказывается, я громко плакал и вопил на всю ули–цу. Но осознал это, лишь когда со всех сторон до меня стали доноситься окрики смертных, требовавших, что–бы я немедленно заткнулся.

Я шел и шел вперед.

И вот наконец остался в одиночестве. Я продолжал плакать, хотя теперь уже тихо. Впрочем, улица была пуста, и никто не мог меня услышать.

Еле переставляя ноги, согнувшись почти пополам, я продолжал путь. Рыдания душили меня, я не мог их сдержать, но вокруг не было ни души, и потому никто меня не видел и не слышал. Я жаждал восстановить в памяти все последние события, но не смел, ибо боял–ся, что не выдержу нервного напряжения и рухну по–среди дороги, О Роджер! Роджер!.. Боже мой, я едва сдерживался, чтобы в порыве своего чудовищного эго–изма немедленно не помчаться к Доре, не броситься перед ней на колени и не признаться в том, что натво–рил… «Это моих рук дело! Я убил его!..» – хотелось крикнуть мне.

Где я? Кажется, в центре города, В одной из витрин промелькнули норковые шубы. Снег мягко падал, не–жно касался моих ресниц… Я размотал кашне и тща–тельно вытер лицо, чтобы уничтожить следы крова–вых слез.

Увидев ярко освещенный отель, я нерешительно вошел внутрь.

Заплатив за номер наличными, я добавил щедрые чаевые и попросил не беспокоить меня в течение су–ток, после чего отправился наверх, тщательно запер на засов дверь, задвинул шторы, отключил отврати–тельно вонявший обогреватель, заполз под кровать и провалился в сон.

Однако прежде чем я погрузился в долгое оцепе–нение – а до рассвета оставалось еще несколько ча–сов, и времени на сон было хоть отбавляй, – в голову мне пришла вдруг странная мысль: Дэвид на меня ко–нечно же рассердится, а вот Дора… Дора, скорее всего, поверит мне и поймет.

Я успел проспать, наверное, несколько часов. С ули–цы по-прежнему доносились звуки ночной жизни.

Когда я проснулся, небо еще только начало свет–леть. Ночь подходила к концу. Наконец-то я смогу по-настоящему впасть в забытье. Чудесно! Слишком позд–но, чтобы размышлять о чем-то. Пора отдаться во власть глубочайшего вампирского сна, присоединить–ся ко всем остальным бессмертным, которые – где бы они в эти минуты ни находились – ищут убежище, чтобы спастись от дневного света.

Отчетливо раздавшийся в тишине голос заставил меня вздрогнуть:

– Все не настолько просто…

Я вскочил на ноги так резко, что опрокинул кро–вать, и взглянул в том направлении, откуда донесся го–лос. Маленький гостиничный номер показался мне безвкусно украшенной золоченой западней.

В углу стоял человек, самый обыкновенный, ничем не примечательный мужчина. Среднего роста, отнюдь не красавец, как, например, Роджер, скромно – в отличие, скажем, от меня – одетый, не молодой и не старый… – в общем, просто человек. Хотя вполне при–ятной наружности. Он стоял, скрестив ноги, а руки были сложены на груди.

В это мгновение солнце поднялось над домами, и яркий огонь ударил в окна. Свет его ослепил и обжег меня, лишив возможности разглядеть еще какие-ли–бо детали.

Я бросился на пол… Кровать вновь опустилась надо мной, спасая от разгорающегося сияния дня.

Все. Кто бы или что бы ни появилось в моей комна–те, с восходом солнца я был бессилен что-либо сде–лать, и никакая снежная завеса зимнего утра не в со–стоянии мне помочь…

Глава 5

– Прекрасно, – сказал Дэвид. – А теперь прекрати ходить взад-вперед, сядь и постарайся вспомнить все, до мельчайших деталей. Если тебе для этого необходимо подкрепиться, мы можем выйти и...

– Я уже не раз говорил тебе, что не нуждаюсь в этом. Мне нет необходимости питаться. Я не жажду крови. Я люблю ее, тоскую по ней, но сейчас мне не до нее. Я пировал прошлой ночью и вел себя с Роджером как ненасытное чудовище. Прекрати напоминать мне о крови.

– Тогда будь любезен, сядь вон там, возле стола.

Он указал мне на место напротив себя.

Я стоял возле стеклянной стены и смотрел на крышу собора Святого Патрика.

Дэвид снял для нас великолепные комнаты в Олимпийской башне, как раз над шпилями собора. Огромные апартаменты далеко превосходили наши потребности, однако обосноваться в таком жилище было действительно приятно. Непосредственная близость к собору казалась мне особенно важной. У меня была возможность любоваться его крестообразной крышей и высокими острыми шпилями. Такое впечатление, что они способны были пронзить любого и устремлялись прямо в небеса. А с небес, как и прошлой ночью, тихо падали хлопья снега.