Двенадцать стульев

Кто он, розовощекий индивид, сидящий с салфеткой на груди за столиком и с аппетитом уничтожающий дымящуюся снедь? Вокруг него лежат стада миниатюрных быков. Жирные свиньи сбились в угол таблицы. В специальном статистическом бассейне плещутся бесчисленные осетры, налимы и рыба чехонь. На плечах, руках и голове индивида сидят куры. В перистых облаках летают домашние гуси, утки и индейки. Под столом сидят два кролика. На горизонте возвышаются пирамиды и вавилоны из печеного хлеба. Небольшая крепость из варенья омывается молочной рекой. Огурец, величиною в пизанскую башню, стоит на горизонте. За крепостными валами из соли и перцу пополуротно маршируют вина, водки и наливки. В арьергарде жалкой кучкой плетутся безалкогольные напитки — нестроевые нарзаны, лимонады и сифоны в проволочных сетках.

Кто же этот розовощекий индивид — обжора, пьянчуга и сластун?

Гаргантюа, король дипсодов?^[224] Силач Фосс?^[225] Легендарный солдат Яшка-Красная Рубашка?^[226] Лукулл?..^[227]

Это не Лукулл. Это — Иван Иванович Сидоров, или Сидор Сидорович Иванов, — средний гражданин, съедающий в среднем за свою жизнь всю изображенную на таблице снедь. Это — нормальный потребитель калорий и витаминов — тихий сорокалетний холостяк, служащий в госмагазине галантереи и трикотажа.

От статистики не скроешься никуда. Она имеет точные сведения не только о количестве зубных врачей, колбасных шприцев, дворников, кинорежиссеров, проституток, соломенных крыш, вдов, извозчиков и колоколов, — но знает даже, сколько в стране статистиков.

И одного она не знает. Не знает и не может узнать. Она не знает, сколько в СССР стульев.

Стульев очень много. Последняя статистическая перепись определила численность населения союзных республик в 143 миллиона человек. Если отбросить 90 миллионов крестьян, предпочитающих стульям лавки, полати, завалинки, а на востоке — истертые ковры и паласы, — то все же останется 53 миллиона человек, в домашнем обиходе которых стулья являются предметами первой необходимости. Если же принять во внимание возможные просчеты в исчислениях и привычку некоторых граждан Союза сидеть между двух стульев, то, сократив на всякий случай общее число вдвое, найдем, что стульев в стране должно быть не менее 26 ¹/₂ миллионов. Для верности откажемся еще от 6 ¹/₂ миллионов. Оставшиеся двадцать миллионов будут числом минимальным.

Среди этого океана стульев, сделанных из ореха, дуба, ясеня, палисандра, красного дерева и карельской березы, среди стульев еловых и сосновых — герои романа должны найти ореховый гамбсовский стул с гнутыми ножками, таящий в своем, обитом английским ситцем, брюхе сокровища мадам Петуховой.

Герои романа в одних носках лежали на верхних полках и еще спали, когда поезд осторожно перешел Оку и, усилив ход, стал приближаться к Москве.

Неяркое московское небо было обложено по краям лепными облаками.

Трамваи визжали на поворотах так естественно, что, казалось, будто визжит не вагон, а сам кондуктор, приплюснутый совработниками к табличке «Курить и плевать воспрещается». Курить и плевать воспрещалось, но толкать кондуктора в живот, дышать ему в ухо и придираться к нему без всякого повода, очевидно, не воспрещалось. И этим спешили воспользоваться все. Был критический час. Земные и неземные создания спешили на службу.

Мелкая птичья шушера, покрытая первой майской пылью, буянила на деревьях.

У Дома Народов трамваи высаживали граждан и облегченно уносились дальше.

С трех сторон к Дому Народов подходили служащие и исчезали в трех подъездах. Дом стоял большим белым пятиэтажным квадратом, прорезанным тысячью окон. По этажам и коридорам топали ноги секретарей, машинисток, управделов, экспедиторов с нагрузкой, репортеров, курьерш и поэтов. Весь служебный люд неторопливо принимался вершить обычные и нужные дела, за исключением поэтов, которые разносили стихи по редакциям ведомственных журналов.

Дом Народов был богат учреждениями и служащими. Учреждений было больше, чем в уездном городе домов. На втором этаже версту коридора занимала редакция и контора большой ежедневной газеты «Станок» ^[228].

Окна редакции выходили на внутренний двор, где по кругу спортивной площадки носился стриженый физкультурник в голубых трусиках и мягких туфлях, тренируясь в беге. Еще не загоревшие белые ноги его мелькали между деревьями.

---

224 …Гаргантюа, король дипсодов… — Умышленно или случайно авторы объединили двух героев романа Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1532–1536): необычайной прожорливостью отличался великан Гаргантюа, тогда как королем дипсодов, то есть жаждущих (греч. dipsa — жажда), был его сын Пантагрюэль.

225 …силач Фосс… — Имеется в виду весьма известный на рубеже XIX–XX веков цирковой артист, выступавший под именем Эмиль Фосс (или де Фосс, что, возможно, псевдоним), борец необычайной силы и веса. Гастроли этого «чемпиона-атлета из Штеттина» часто сопровождались серией скандалов, организованных с рекламными целями. К примеру, приехав в город, он отправлялся в вокзальный ресторан, где публично заказывал и съедал сразу десять обедов, выйдя из ресторана, садился в специально подготовленную извозчичью пролетку, буквально разламывавшуюся под его тяжестью, а перед началом состязаний специально для «силача Фосса» на арену выносили большое блюдо с целым жареным поросенком и четвертью водки, что (не без некоторых цирковых уловок) тут же поглощалось «на глазах у изумленной публики», и т. п. Даже после окончания спортивной карьеры Фосса публика не забывала о нем, поскольку своеобразные «выступления» в ресторанах и трактирах не прекращались, вот только цирковые импрессарио более не платили по счетам, дело доходило до полицейских протоколов, и скандалы оказывались отнюдь не рекламными. Анекдоты о прожорливости «силача Фосса» были популярны и в предреволюционные годы.

226 …легендарный солдат Яшка-красная рубашка… — Яшка-красная рубашка — герой русских сказок, многократно изданных в литературной обработке, веселый и дерзкий плут. Сведения о каком-то особенном его обжорстве, подразумеваемом авторами романа, не обнаружены.

227 …Лукулл… — Луций Лициний Лукулл (ок. 117 — ок. 56 до н. э.) — римский полководец, был весьма богат; отойдя от политической деятельности, жил в Риме, где устраивал пиры, необычайная пышность которых вошла в поговорку.

228 …У Дома Народов… занимала редакция и контора большой ежедневной газеты «Станок»… — Описывается здание Дворца труда на улице Солянка, где находилась редакция газеты «Гудок». Вероятно, название газеты выбрано не только по созвучию, но и как напоминание об издававшейся в 1921 году одесской газете «Станок», сотрудниками которой были близкие друзья и знакомые Ильфа и Петрова, тоже впоследствии ставшие московскими литераторами.