Девятный Спас

Василиса ещё совсем кроха была, а уже примечала в тятиных глазах то ли робость, то ли брезгливость. Целовал он её только на Пасху, губами не касаясь. По голове или по плечу не гладил никогда.

Ну да девочка об том нисколько не печалилась. Было кому её и поцеловать, и приласкать.

Кроме родителя, все обитатели княжьего двора (а было их не один и не два десятка) в маленькой Василисе Матвеевне души не чаяли.

Девчоночка росла ясная, звонкая. Без неё просторные деревянные хоромы закисли бы, а тут с утра до вечера и в одном конце, и в другом цокот подкованных серебром сапожек, заливистый смех, песни, игрища.

На Москве в боярских и княжеских домах быт в последние годы стал меняться. Желая угодить его царскому величеству, многие из знати начали тянуться к европейскому обычаю. Скинули длинные старинные одежды, обзавелись немецкими каретами, самые дальновидные, радея за дочерей, наняли им танцевальных да политесных учителей-иноземцев, ибо сообразили, что обученные по-европейски невесты скоро будут в цене.

В Сагдееве, однако, всё оставалось по-старинному. Княжну окружали мамки и няньки. Когда была мала, с утра до вечера расчесывали ей длинные пушистые власы, сказывали сказки. Зимой катали на санках, летом на качелях. Читать Василиска выучилась по собственному хотению — очень уж любила рассматривать книги с картинками, любопытно было, что там вокруг буквицами приписано.

Спать девочку укладывали, когда стемнеет. Поднимали с петухами. Из полезного, что после в замужестве пригодится, учили вышивать по шёлку и гадать по сарацинскому пшену.

Подруг того же возраста у Василиски не было. Князь-батюшка детского шума не любил, да и вообще, как уже было сказано, гостей не приваживал. Дочку, правда, когда немножко подросла, из дому отпускал охотно. Только ездить особенно было некуда. Соседи у Матвея Миновича были худородные, землёй скудные, принимать у себя княжескую дочь робели. Единственно в монастырь можно было наведаться, туда и других детей честного звания привозили. Но божья обитель — место чинное, скучное, игры играть не станешь.

Поэтому Василиска привыкла играть одна, сама с собой. В девять лет владела она тремя куклами, они и были её товарищи. Две куклы искусной работы: королевич Бова, преотважно махавший сабелькой, и Несмеяна-царевна, умевшая лить слёзы. И ещё мальчик-Златовлас, которого княжна сама придумала, сама из соломы и тряпок сделала, а волосья прицепила из парчовых ниток. Старый Олекса, что раньше служил сторожем, а ныне кормился при кухне, много раз рассказывал про мальчика, который новорожденную в усадьбу принёс и потом убежал. Василискин спаситель, по словам Олексы, был собой тоненький, с златоогненными волосами.

Не счесть, сколько раз девочка воображала, как Златовлас однажды за ней снова явится. А не явится — она подрастёт и сама его разыщет.

Василиска много чего себе в мечтах придумывала. Неспроста ж её в святой церкви нарекли именем, будто взятым из сказки.

Иногда она решала, что будет Василисой Прекрасной. Иногда — Василисой Премудрой. Разница здесь в чём? Прекрасную Василису спасает Иван-царевич. Премудрая Василиса сама спасает суженого. Хотелось и быть спасённой, и спасать. То первое казалось слаще, то второе.

* * *

Детство у всех заканчивается в разные сроки. Есть люди, у которых — никогда, эти так и доживают до старости малыми ребятами. Но есть люди, кому судьбой написано взрослеть рано — по складу характера или по стечению обстоятельств.

И годы спустя Василиса с точностью, без малейших сомнений, могла сказать, в какой момент своей жизни она перестала быть ребёнком. Довольно было закрыть глаза, и тот октябрьский день сам выплывал из минувшего.

Она сидела наверху, у себя в светёлке, раскладывала на столе из осенних листьев — красных, желтых, бурых — чудесный узор. Играла в Василису Премудрую. Будто бы ей нужно поспеть к утру соткать волшебный ковёр, на котором вся держава отобразится, как живая. А не поспеет — срубит грозный владыка Иван-царевичу голову с плеч.

Вдруг внизу забегали, кинулись открывать ворота. Пожаловал кто-то. Никак гости? Любопытно! Влезла Василиска на подоконницу, стала смотреть.

На двор въезжала тележка, в ней двое. Мужчина в синем кафтане с серебряным шитьём правил; рядом, укутанный в шубейку, сидел мальчик.

Отец как раз спустился с крыльца, семенил навстречу. Удивился, завидев незнакомца, всплеснул руками. Знать, давно не видались.