Вампир Лестат

Этот человек в момент обретения бессмертия был в самом расцвете лет. Правильные черты лица, чуть впалые щеки, довольно крупный чувственный рот… На всем лежала печать спокойствия и доброты.

– Пей, – произнес он, чуть приподнимая брови и медленно выговаривая это слово, сложив губы будто для поцелуя.

Точно так же, как когда-то давным-давно Магнус, он поднял руку и расстегнул на шее плащ. Под прозрачной сверхъестественно белой кожей я увидел пульсирующую темно-красную вену. И вновь в ушах у меня раздались невероятно мощные звуки, которые буквально оторвали меня от земли и заставили прижаться к вене.

Кровь была подобна свету, она хлынула в меня как жидкий огонь. Такова наша кровь.

С неизвестно откуда взявшейся силой я вцепился руками в его плечи, приник лицом к прохладной белой коже. Струившаяся по жилам кровь воспламеняла каждую клеточку моего существа. В течение скольких веков очищалась эта кровь, накапливала в себе мощь?

Словно сквозь грохот водопада, я вновь услышал его голос:

– Пей, мой мальчик. Пей, мой израненный малыш.

Я чувствовал, как вздымается его грудь, как трепещет от волнения тело, и вскоре мы слились с ним воедино.

– Мариус… – вроде бы прошептал я.

И он ответил мне:

– Да.

Часть VII

Древняя магия, древние тайны

1

Я проснулся на корабле. До меня доносилось поскрипывание бортов, я чувствовал запах моря. Ощущал запах крови тех, кто управлял кораблем. Точнее, это была галера, потому что я явственно слышал размеренные удары весел о воду и хлопанье на ветру огромных парусов.

Я не в силах был открыть глаза, не мог заставить себя пошевелиться. И тем не менее я был спокоен. Меня не мучила жажда. Иными словами, я испытывал удивительное чувство умиротворения. Тело мое было теплым, словно я только что насытился, и было так приятно лежать здесь, наслаждаться убаюкивающим покачиванием на волнах и грезить наяву.

Постепенно в голове у меня стало проясняться.

Я понимал, что мы движемся с большой скоростью по спокойной воде. Догадывался, что солнце только что зашло. Вечернее небо медленно темнело, ветер стихал. Отчетливо слышимые всплески весел, равномерно ударяющихся о воду, действовали успокаивающе.

Мои глаза открылись.

Я уже не лежал в гробу. Я вышел из каюты на корме судна и остановился на палубе.

Вдыхая полной грудью соленый морской воздух, я всматривался в удивительной красоты синеву вечернего неба и видел мириады рассыпанных по ней звезд. С земли звезды воспринимаются совсем по-другому и никогда не кажутся такими близкими.

По обе стороны от нас тянулись горы, отвесные скалы сияли тысячами крошечных огоньков. Воздух наполняли запахи зелени, цветов и земли.

Не слишком большая по размерам и юркая галера стремительно неслась к узкому проходу между виднеющимися впереди скалами.

Я чувствовал себя как никогда сильным и способен был рассуждать вполне здраво. На мгновение я испытал соблазн попытаться выяснить, каким образом я очутился на борту галеры и по какому морю – Эгейскому или Адриатическому – мы сейчас плывем. Мне захотелось узнать, когда мы покинули Каир и действительно ли произошло все то, о чем я сейчас вспоминал.

Однако эти мысли быстро исчезли. Я с благодарностью воспринимал то, что происходило сейчас.

На капитанском мостике перед грот-мачтой я увидел Мариуса.

Подойдя ближе к мостику, я остановился и посмотрел вверх.

На нем был тот же, что и в Каире, длинный бархатный плащ. Ветер отбрасывал назад и трепал его густые светлые волосы. Крепко держась левой рукой за перила ограждения, он не отрываясь смотрел вперед, туда, где на мелководье угрожающе возвышались над водой острые скалы.

Меня неудержимо влекло к нему, и чувство умиротворения охватывало меня все больше.

Во всем его облике чувствовалось величие, но отнюдь не отталкивающее высокомерие. Отсутствовала и надменность, которая могла бы испугать. Он был полон спокойного благородства. Пристально глядящие вперед глаза были слегка расширены, мягко изогнутый рот, как и при первой нашей встрече, свидетельствовал о бесконечной доброте.

Лицо его было чересчур гладким, да кожа блестела, как блестит обычно новая ткань, образовавшаяся на месте шрама. Встретив его на темной улице, можно было испугаться. Лицо его даже слегка светилось. Но выражение его было слишком теплым и человечным, оно настолько искрилось добротой, что любой невольно почувствовал бы к нему расположение.