Истории обыкновенного безумия

Я прибавил темпа, но все было без толку. Их оказалось четверо. Они стащили меня с нее и перевернули на спину.

— БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ, ТОЛЬКО ПОСМОТРИТЕ НА ЭТУ ШТУКОВИНУ!

— ДА ОН ЖЕ ЛИЛОВЫЙ, КАК ИРИС, И В ПОЛОВИНУ РУКИ ДЛИНОЙ! ПУЛЬСИРУЮЩИЙ, ГИГАНТСКИЙ, СТРАШНЫЙ!

— ДАВАЙ, ЧТО ЛИ?

— Мы можем потерять работу.

— Сдается мне, дело того стоит.

И тут вошел доктор Блейсингем. Что и положило конец их сомнениям.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Этот человек у нас под контролем, доктор.

— А женщина?

— Женщина?

— Да, женщина.

— А-а… она совсем не в своем уме.

— Ну ладно, впихните их в одежду — и ко мне в кабинет. По одному. Сначала женщину!

Меня заставили ждать снаружи, у дверей личной блейсингемовской кельи. Я сидел на жесткой скамейке между двумя санитарами и попеременно листал то «Атлантик мансли», то «Ридерс дайджест». Это была настоящая пытка, я чувствовал себя так, как будто умирал от жажды в пустыне, а мне предлагали на выбор присосаться к высохшей губке или проглотить десяток песчинок…

Сдается мне, добрый доктор хорошенько выпорол Мэри своим язычком.

Потом они наконец вывели из кабинета Мэри и втолкнули туда меня. Блейсингем был, похоже, весьма задет происшедшим. Он сказал мне, что уже несколько дней наблюдает за мной в полевой бинокль. Я был под подозрением уже не одну неделю. Две загадочные беременности. Я сказал доктору, что лишение человека половой жизни — не самый полезный способ помочь обрести здравый рассудок. Он возразил, что сексуальную энергию можно перемещать вверх по спинному мозгу и преобразовывать для достижения других, более приятных целей. Я сказал ему, что верю в такую возможность, если это делается добровольно, но если это делается по принуждению, спинному мозгу попросту ни черта не захочется перемещать энергию для других, более приятных целей.

Короче, на том все и кончилось, я на две недели лишился своих привилегий. Но я еще надеюсь когда-нибудь, до того как покончить счеты с жизнью, потрахаться разок в соломе. Беспардонно прервав меня на самом интересном месте, по крайней мере, один разок они мне задолжали.

Глаза как небо

недавно ко мне заходила Дороти Хил и. я страдал с похмелья и зарос пятидневной щетиной, я уже и думать забыл об этом визите, но как-то вечером, за мирным пивом, ее имя всплыло опять, в разговоре с одним молодым человеком я упомянул о том, что она у меня была.

— зачем она к тебе приходила? — спросил он.

— не знаю.

— что она сказала?

— этого я не помню, помню только ее красивое синее платье и прекрасные, лучистые глаза.

— ты не помнишь, что она говорила?

— ни слова.

— а ты ее оформил?

— конечно нет. Дороти приходится осторожничать насчет того, с кем ложиться в койку, сам подумай, какая дурная слава ее ждет, переспи она с агентом ФБР или владельцем сети обувных магазинов.

— сдается мне, любовники Джеки Кеннеди отбираются не менее тщательно.

— конечно, престиж, с Полом Красснером она наверняка в койку не ляжет.

— хотел бы я там оказаться, случись такое и в самом деле.

— зачем? подбирать полотенца?

— подбирать ошметки.

а у Дороти Хили такие красивые, лучистые, голубые глаза…

газетные комиксы давно уже стали серьезными, и с тех пор они, право же, делаются все смешнее, в некотором смысле газетный комикс занял место мыльной радиооперы прежних времен, их роднит тяготение к показу серьезной, очень серьезной действительности, а в этом их юмор и заключается — их действительность представляет собой такую ненатуральную дешевку, что, если вас не очень беспокоит желудок, над ней просто невозможно не посмеяться.

в последнем номере «Лос-Анджелес таймс» (на тот момент, когда пишутся эти строки) нам преподносят закат мира хиппи и битников в Мэри-Уорте. мы видим там университетского бунтаря, бородатого, в свитере с глухим воротом, приударившего за длинноволосой блондинкой с безупречной фигурой (глядя на нее, я едва не кончил), какие принципы отстаивает университетский бунтарь, так до конца и не ясно, а его немногочисленные краткие речи мало о чем говорят, так или иначе, я не буду докучать вам сюжетом, история заканчивается тем, что здоровенный гнусный папуля в дорогом костюме и галстуке, совершенно лысый и с крючковатым носом, выкладывает бородачу несколько собственных нравоучительных афоризмов, после чего предлагает ему работу в своей фирме, дабы тот смог должным образом содержать его сексуальную дочурку, сначала Хиппи-Битник отказывается и исчезает с газетной страницы, а папаша с дочкой упаковывают вещички, намереваясь его бросить, оставить его копаться в собственной идеалистической мути, но тут Хиппи-Битник возвращается. «Джо… Что ты натворил?» — говорит сексуальная дочка, а Джо входит — УЛЫБАЮЩИЙСЯ и БЕЗБОРОДЫЙ: «Я подумал, будет справедливо, если ты узнаешь, как выглядит твой муж на самом деле, любимая… Пока не поздно!» — потом он поворачивается к папаше: «К тому же я рассудил, что борода будет только мешать, мистер Стивене… ТОРГОВЦУ НЕДВИЖИМОСТЬЮ!» «Значит ли это, что вы наконец ОБРАЗУМИЛИСЬ, молодой человек?» — спрашивает папаша. «Это значит, что я готов дать ту цену, которую вы просите за свою дочь, сэр!»