Никто бы не подумай, что прелестная юная красавица из высшего общества...
Джед Фрейзер покорен морем. Только морю принадлежит его сердце. А...
– «Вечерня» снова пошел в атаку, – сказал Куарт молодому священнику и показал копию послания, полученного по факсу из Рима, куда оно прибыло около часа ночи: в то самое время, когда Куарт общался с Онорато Бонафе в вестибюле отеля «Донья Мария». Но агент ИВД не стал посвящать отца Оскара в эти подробности; не сказал он также, что, как и в предыдущем случае, команде отца Арреги удалось заманить хакера в параллельный архив, где он и оставил очередное послание, полагая, что оставляет его в личном компьютере Его Святейшества. Отец Гарофи сумел отследить его сигнал, который вывел иезуитов на телефонную линию универмага «Корте Инглес», расположенного в самом центре Севильи, но тут пират сделал хитроумную электронную петлю и скрылся.
Храм Божий есть поле Божие и созидание Божие. Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог. Ибо храм Божий свят.
– Первое послание к Коринфянам, – сказал отец Оскар, возвращая бумагу Куарту.
– Вам известно что-нибудь об этом?
Викарий с подавленным видом посмотрел на него, собрался было что-то сказать, но только отрицательно покачал головой и уселся рядом с Куартом.
– Вы по-прежнему стреляете наугад, – произнес он наконец. Помолчал и, скривив уголок рта, добавил: – А говорили, что вы хороший.
Куарт спрятал листок в карман.
– Когда вы уезжаете?
– Завтра вечером.
– По-моему, место, куда вас назначили, паршивое.
– Даже хуже. – Отец Оскар грустно усмехнулся. – Там дожди бывают только раз в году, и то всего на сутки-двое. Все равно что меня сослали бы в пустыню Гоби.
Он искоса взглянул на собеседника, как бы говоря: думаю, без вас тут не обошлось. Куарт поднял руку с раскрытой ладонью.
– Я не имею к этому никакого отношения, – мягко сказал он.
– Я знаю. – Оскар Лобато пригладил рукой волосы и некоторое время молчал, глядя на огонек лампады. – Это лично Монсеньор Акилино Корво сводит со мной счеты. Он считает, что я предал его. – Зло хохотнув, он повернулся к Куарту. – Знаете, я ведь пользовался доверием, мне светила карьера. Потому он и приставил меня к дону Приамо. А я взял же и перешел на сторону противника.
– Государственная измена, – подсказал Куарт.
– Вот-вот. Некоторых вещей церковная иерархия не прощает никогда.
Куарт кивнул. Что-что, а уж это он мог подтвердить со всей ответственностью.
– Почему вы так поступили?.. Ведь вам лучше, чем кому бы то ни было, было известно, что эта битва закончится поражением.
Викарий некоторое время рассматривал носки своих кроссовок.
– Думаю, я уже ответил на этот вопрос – во время нашей последней беседы. – Очки у него постоянно съезжали на кончик носа, и это придавало ему особенно безобидный и беззащитный вид. – Рано или поздно дону Приамо придется покинуть приход, и наступит время менял… Церковь будет разорена, и станут бросать жребий на одеждах его. – Он снова усмехнулся с непонятным выражением, глядя прямо перед собой. – Но для меня не является аксиомой, что битва закончится поражением. – Он глубоко вздохнул – совсем тихонько, спрашивая себя, стоит ли говорить с Куартом обо всем этом. Потом поднял глаза на алтарь, потом выше, на свод, и остался сидеть так, неподвижно. Он казался смертельно уставшим. – Всего лишь пару месяцев назад я был блестящим молодым священником, – заговорил он наконец через некоторое время. – Достаточно было держаться поближе к архиепископу и не давать воли языку… Но здесь я нашел свое достоинство – как человек и как священнослужитель. – Он обошел взглядом стены, покрытые лесами, как будто там крылись причины, заставляющие его произносить эти слова. – Парадоксально, правда?.. Я имею в виду – парадоксально, что меня научил этому старый приходский священник из Арагона, весьма малопривлекательный как своей внешностью, так и своими манерами, упрямый как мул, цепляющийся за латынь и занимающийся астрономией. – Он откинулся на спинку скамьи, скрестил руки на груди и снова повернулся лицом к Куарту. – Чего только на свете не бывает… Раньше я счел бы мое нынешнее назначение трагедией. Сегодня я смотрю на него другими глазами. Бог везде, в любом уголке, ибо он всегда с нами. И Иисус Христос голодал сорок дней, находясь в пустыне. Монсеньор Корво не в курсе, но я именно теперь начал по-настоящему чувствовать, что я священник, что у меня есть ради чего бороться и не сгибаться. Эта ссылка только придает мне сил и готовности продолжать бой. – Он опять усмехнулся – грустно, безнадежно. – Они только укрепили мою веру.