99  

– Ты нужен мне, – ответила она, не веря, что произнесла эти слова, но, зная, что говорит правду. – Возьми меня.

Она увидела, как расслабились напряжённые мышцы его лица. Он наклонился и поцеловал ее в нос, в губы, в шею.

– Я никогда не отпущу тебя. Предупреждаю заранее. Слова ничего не значили для нее, и только в страстном поцелуе заключался весь ее мир.

С ним ей было спокойно. Впервые в жизни она нашла место, где ей было хорошо. Она обвила руками шею Гэвина и наконец-то почувствовала себя защищенной. Язык Гэвина разжал ее губы, и тело потребовало ласк. Она выгнулась и застонала от наслаждения, когда он стал ласкать ее.

– Я хочу тебя всю, – хрипло произнес Гэвин, прижавшись лицом к ее шее. – Я больше не могу притворяться джентльменом. Я хочу взять тебя и владеть тобой.

Эти слова должны были бы ее испугать, но желание было так велико, что для страха не оставалось места.

Она видела, как возбужден Гэвин, как напряжена его плоть, и не хотела заставлять его страдать. Она удивилась собственной смелости, когда расстегнула его панталоны, за что была вознаграждена стоном облегчения. Гэвин припал к ее груди, и Диллиан задрожала от восторга, когда он взял в губы ее сосок. Его рука скользнула вниз, и ее охватила сладкая истома.

Она не понимала, почему этот грубый маркиз имел над ней такую власть. Уродливый зверь, американский солдат, человек, презиравший все, что она любила, – она должна была бы бежать от него прочь. А она открыла ему свои объятия, отдала ему свое сердце и всю себя.

Никогда раньше он с такой яростной силой не овладевал ею, никогда еще не доводил ее до такого экстаза.

И тогда она поняла, о чем он предупреждал ее. Он хотел владеть ею и добился этого. Глубоко внутри ее осталось его семя, которое могло закрепиться там и начать расти. Может быть, она встанет с этой постели с его ребенком в своем чреве? Она не знала, плакать ли ей или смеяться от радости. Тяжелое тело Гэвина навалилось на нее, и она, крепко обняв его, позволила себя целовать, пока снова не погрузилась в море чувственных наслаждений.

Глава 36

– Куда же ты идешь?

Запыхавшаяся Диллиан, поддерживая на ходу мальчишеские штаны, сбежала с парадной лестницы. Она стащила из шкафа рубашку Гэвина, и широкие развевающиеся рукава придавали ей странный вид. Горничная, убиравшая холл, увидев ее, упала в обморок, но Диллиан не остановилась – она не могла позволить Гэвину уйти без нее.

Впрочем, ее появление не помешало маркизу вскочить на своего жеребца. Он недовольно посмотрел на нее, когда она схватила поводья, но затем смягчился и объяснил ей все:

– Я оставил Майкла с этими проклятыми дневниками. Пора узнать, кому так необходимо их уничтожить. А ты возвращайся в дом, чтобы никто тебя не видел. Ты хорошо умеешь прятаться. Постарайся не попасть в беду, пока я не вернусь сюда.

Коротко и по существу. Он даже глазом не моргнул при виде ее странного одеяния. Диллиан любила этого человека, но сейчас ей хотелось его убить.

– Это мои дневники! Я имею полное право знать, что в них, и хочу увидеть, как этого мерзавца бросят в самую страшную темницу. Ты не уедешь без меня, Гэвин Лоренс!

Он наклонился и выдернул поводья из ее пальцев.

– Однажды я уже рисковал твоей жизнью. И этого хватит. Иди наверх, твое место там.

– У тебя камни вместо мозгов, мистер Лоренс! Ты тогда ничем не рисковал и сейчас ничем не рискуешь. Я сама отвечаю за свои действия. Позволь мне поехать с тобой.

– Диллиан, отпусти поводья, или тебе не поздоровится!

– Ты не испугаешь меня, лорд Эффингем! Бери меня с собой, или я поеду за тобой сама.

Он посмотрел на нее и, прежде чем Диллиан сообразила, что он собирается делать, соскочил с лошади и, схватив ее в объятия, с такой силой прижал к себе, что она чуть не задохнулась.

– Я не твой отец, Диллиан! – прорычал он ей в ухо. – Я защищаю то, что принадлежит мне! Кто-то посмел на тебя напасть, и я проучу его и всех, кто еще захочет это сделать. Не мешай мне, прошу тебя.

– Ненавижу военных! – хотела крикнуть она, но голос сорвался в рыдание. – Разве ты не понимаешь, что если ты должен сражаться, то я должна сражаться рядом с тобой? – Ее гнев утих, и слезы брызнули из глаз. Он уедет, как когда-то уехал ее отец, и больше никогда не вернется. Она не могла допустить этого. Просто не могла.

Она спрятала лицо у него на груди, и его рубашка намокла от ее горячих слез. Слезы действовали на него сильнее, чем ее гнев, а ее слова смутили его. Еще никто не предлагал ему сражаться рядом с ним. Он всегда считал, что это его долг – защищать слабых.

  99  
×
×