Хеб с ветчиной

— Нет, нет, — запротестовал Джимми, — она классная девчонка. Просто познакомлю вас и все. Я ее еб только пальцем.

Я видел его девчонку — Анну Уизертон — она действительно была красивая — длинные каштановые волосы, большие карие глаза, спокойная и с отличной фигурой. Я никогда с ней не разговаривал, но знал, что она ходит с Джимми. Богатые парни пытались отбить ее у Джимми, но она отшивала их. Первоклассная девица.

— У меня есть ключи от ее дома, — уговаривал Джимми. — Мы зайдем и подождем ее. Они позже заканчивают учебу.

— Скучная перспектива, — упирался я.

— Да кончай ты, Хэнк, — вмешался Плешивый. — Что, торопишься домой, чтобы быстрее подрочить?

— В этом тоже есть своя прелесть, — ответил я.

Джимми открыл парадную дверь, и мы вошли в дом — чистое и уютное местечко. Навстречу нам выскочил маленький черно-белый бульдог и, виляя своим хвостом-обрубком, подбежал к Джимми.

— Это Бонис, — представил нам пса Джимми. — Бонис любит меня. Смотрите!

Джимми сплюнул себе на ладонь правой руки, схватил Бониса за пенис и начал подергивать его.

— Эй, ты что делаешь? — завопил Плешивый.

— Они держат его во дворе на привязи. Он никогда не пробовал сучку. Ему нужна разрядка! — объяснил Джимми, наращивая темп.

Член Бониса, отвратительно красный и тонкий, сочился мерзкой слизью. Пес начал поскуливать. Джимми, не отрываясь от дела, поглядел на нас.

— А вы знаете нашу любимую песню? Ну, нашу с Анной? Она называется «Когда багровый закат ложится на засыпающий сад».

Наконец Бонис кончил. Сперма выстрелила на ковер. Джимми встал и подошвой своего башмака размазал ее по ворсу ковра.

— На днях я выебу Анну. Это точно. Она сказала, что любит меня. Я тоже ее люблю, особенно между ножек.

— Ты животное, — сказал я. — Меня тошнит от тебя.

— Эй, Хэнк, я же знаю, что ты так не думаешь, — улыбнулся Джимми и пошел на кухню.

— У нее хорошая семья — отец, мать и брат. Брат знает, что я собираюсь дернуть Анну. Но он не может мне помешать, потому что я размажу его в говно. Он слабак. Эй, смотрите-ка сюда!

Джимми открыл холодильник и достал бутылку молока. У нас дома, по старинке, стоял ящик с искусственным льдом. Очевидно, Уизертоны были зажиточной семейкой. Джимми вывалил из ширинки член, содрал с бутылки картонную крышку, вложил головку в горлышко и поднатужился.

— Несколько капель, для вкуса. Пусть полакомятся моими ссаками, — прокомментировал он свои действия, спрятал член в штаны, закрыл бутылку, встряхнул ее хорошенько и поставил в холодильник.

— Так, — продолжал он рыться в холодильнике, — что это — желе? Значит, сегодня вечером у них на десерт будет желе. Ну, что ж, вместе с желе они отведают…

С этими словами Джимми вытянул из холодильника вазочку, и тут мы услышали звук вставляемого в замок ключа. Щелк — и дверь отворилась. Джимми мигом убрал желе в холодильник и закрыл его.

Анна вошла в дом… На кухню.

— Анна, — разулыбался Джимми, — я хочу познакомить тебя с моими лучшими друзьями, Хэнком и Плешивым.

— Привет!

— Привет!

— Привет!

— Это — Плешивый. А это — Хэнк.

— Привет.

— Привет.

— Привет.

— А я видела вас, ребята, на школьном дворе.

— Да, — сказал я, — мы там постоянно околачиваемся. И тебя мы тоже видели.

— Ага, — подтвердил Плешивый.

Джимми внимательно посмотрел на Анну и спросил:

— У тебя все нормально, детка?

— Да, Джимми, я думала о тебе.

Анна подошла к Джимми, они обнялись и стали целоваться. Они стояли прямо перед нами и целовались. Джимми глянул на нас и подмигнул правым глазом.

— Ну, тогда мы пошли, — сказал я.

— Нам пора, — добавил Плешивый.

Мы вышли на улицу и двинулись к дому Плешивого.

— Похоже, он ее действительно дернет, — сказал Плешивый.

— Похоже, — согласился я.

39

Однажды, в воскресенье, Джимми уговорил меня пойти с ним на пляж. Ему приспичило искупаться. Я не хотел светиться в плавках из-за фурункулов и шрамов на спине. А вообще у меня было хорошее тело. Но никто не мог оценить этого. Никто не видел моей хорошо развитой грудной клетки и великолепных ног.

В то воскресенье мне нечем было заняться — деньги кончились, в футбол на улице не играли, и я решил, что пляж принадлежит всем. Я тоже имел право посещать его, а мои фурункулы и шрамы не были противозаконны.