Эксцессия

– Горжусь, но и беспокоюсь за тебя, Бэр. Ты что, всерьез полагаешь, что, став задирой, оправдаешь надежды 00?

– Определенно, – сказал Генар-Хафун. – У меня тут состоялся сеанс связи прошлой ночью, и “Смерть и Гравитация” сказал “да”… – Он покрутил головой и рассмеялся. – Должно быть, это было во сне. – С этими словами он проглотил последний кусочек стейка.

– Мне сказали. Бэр, что ты готов выполнить поручение, сказал Тишлин. – Но ты не представляешь, на что идешь.

Генар-Хафун вскинул брови:

– В самом деле?

– В самом деле, – утвердительно кивнул Тишлин.

Генар-Хафун призадумался:

– И как же им удалось привлечь тебя к переговорам, любезный дядюшка?

– Им стоило только заикнуться об этом, Бэр. Конечно, я отстранен от Контактов твоего уровня, но всегда счастлив помочь, чем могу, когда появляются проблемы.

– Это не Контакты, дядюшка. Это Особые Обстоятельства, спокойно произнес Бэр. – У них правила игры другие.

Тишлин поджал губы. Его голос изменился. Теперь он звучал несколько виновато. Дядя оправдывался:

– Я знаю, мой мальчик. Я расспросил нескольких знакомых об этой организации, прежде чем согласился с ней сотрудничать. Все проверено, все кажется… заслуживающим доверия. И я призываю тебя тоже поверить им. Похоже, то, что мне рассказали, правда.

Генар-Хафун помолчал.

– Ну ладно. Хорошо. И что же тебе рассказали, дядюшка? спросил он, допивая остаток синтезированной модулем бурды. Хмурясь, он вытер губы и придирчиво осмотрел салфетку. Потом бросил взгляд на обслуживающего дрона. Тот дернулся, что должно было означать недоумение, и принял стакан из его руки.

Подобие Тишлина наклонилось всем корпусом вперед.

– Позволь мне рассказать тебе одну историю, Бэр.

– Конечно, и немедленно, – откликнулся Генар-Хафун, вытер губы и бросил салфетку на стол, что означало конец завтрака. Дрон-слуга принялся убирать посуду.

– Давным-давно, далеко-далеко отсюда – за две тысячи лет туда и обратно, – начал Тишлин, – в звездной туманности за пределами галактической карты, у самого кластера Асетиела, короче говоря, в самой заднице у дьявола – “Трудный Ребенок”, один из первых Основных Контактных Блоков класса “Трубадур”, обнаружил еще не угасшую древнюю звезду. ОКБ начал расследование. И тогда открылись сразу два необычных факта.

Генар-Хафун откинулся в кресле, еле заметно улыбаясь. Дядюшка Тишлин любил рассказывать истории. Обрывочные воспоминания Генар-Хафуна о детстве сохранили длинную, залитую солнцем кухню, дома на Оис, на Орбитале Седдан. Его мать и прочие взрослые в доме, а также многочисленные кузены и кузины с болтовней, гомоном и смехом собирались вокруг старика, сам он сидел у дядюшки на колене, и рассказ начинался. Часто это были обычные детские сказки – которые ему уже доводилось выслушивать от других взрослых, – но были среди них и рассказы о том, как дядюшка служил в Контакте, как он бороздил Галактику на дипломатических кораблях, исследовал странные новые миры и встречался с инопланетянами.

– Во-первых, – рассказывала голограмма, – потухшее солнце по всем признакам было парадоксально древним светилом. Настолько древним, что приборы из черного ящика определяли его возраст примерно в триллион лет.

– Сколько-сколько? – фыркнул Генар-Хафун.

Дядюшка Тишлин развел руками;

– Корабль тоже не мог поверить. Согласно этой невероятной цифре, получалось… – видение посмотрело куда-то вбок, как всегда делал Тишлин, когда задумывался, и Генар-Хафун вновь невольно поймал себя на улыбке, – опять же, судя по изотопному анализу и пробе на радиоактивность…

– Техническая терминология, – сказал Генар-Хафун, заговорщически кивая. Дядюшке, не лишенному счастья общаться с модулем Генар-Хафуна, было понятно это ехидство. Они с голограммой улыбнулись друг другу.

– Техническая терминология, – подтвердило изображение Тишлина. – Однако неважно, какие способы они использовали для определения возраста звезды и какие цифры при этом получали, потому что приходили они всегда к одному: мертвая звезда была как минимум на 50 лет старше, чем наша Вселенная.

– Никогда не слышал об этом, – признался Генар-Хафун.

– Я тоже, – сказал Тишлин. – Единственной причиной, по которой это дело не получило широкой огласки, послужил неполный рапорт корабля. Ну да, корабль был настолько сконфужен случившимся, что оставил результаты при себе.