Верить в себя

Задумчиво опустив голову, она двинулась к выходу из сада и едва не столкнулась с мужчиной, который как раз входил в ворота. Увидев ее, он удивленно приподнял брови, но Кэрол извинилась перед ним по-французски, и мужчина, кивнув, двинулся к дому уверенной хозяйской походкой.

Проводив его взглядом, Кэрол поспешила выйти за ворота и отправилась бродить по улицам и переулкам Левого берега, заглядывая в попадавшиеся по пути антикварные лавчонки. Потом она зашла в кондитерскую, куда когда-то часто приходила с детьми. Там Кэрол купила пакетик миндальных печений и ела их на ходу. Она хорошо знала этот район, и теперь он навевал ей множество горьких и сладостных воспоминаний о давней счастливой поре. Один вид этих мокрых после дождя домов, этих луж на асфальте всколыхнул в ее душе столь многое, что Кэрол почувствовала желание как можно скорее вернуться в отель и засесть за книгу. Похоже, теперь она знала, какой должна быть ее книга и как будет развиваться сюжет, а главное — ей было ясно, с чего следует начать. Те полторы главы, которые она вымучивала целых два месяца, никуда не годились. Их следовало переписать заново, и теперь Кэрол представляла, как это сделать. Она просто начнет с самого начала и двинется дальше…

И, продолжая думать о своей книге, Кэрол остановила проезжавшее мимо такси.

Забравшись внутрь, Кэрол назвала отель. Машина тронулась, и Кэрол, откинувшись на спинку сиденья, снова погрузилась в воспоминания о своем доме, о Париже, о том, как сильно изменился город за прошедшие пятнадцать лет. Она заметила это, пока шла от отеля до рю Жакоб и бродила по Левому берегу, разглядывая обновленное убранство улиц. Когда она приезжала сюда с Шоном, многое здесь выглядело иначе — не говоря уже о тех днях, когда Кэрол прилетала в Париж, чтобы оформить продажу дома. Тогда, впрочем, ее одолевали слишком сильные чувства, поэтому Кэрол было не до красот. Дом ей продавать не хотелось, но и оставлять его за собой не было смысла. Из Лос-Анджелеса во Францию не налетаешься, к тому же тогда Кэрол очень много снималась, почти не делая перерывов между съемками. А самое главное — у нее не осталось сколько-нибудь веских причин возвращаться в Париж. Эта страница ее жизни была закрыта навсегда (так, во всяком случае, она думала), и дом был последним, что связывало Кэрол с любимым городом.

Дом она решила продать примерно через год после своего возвращения в Штаты. Тогда они со Стиви прилетели во Францию буквально на два дня: Кэрол подписала необходимые бумаги и сразу вернулась в Лос-Анджелес. Ни времени, ни желания предаваться ностальгическим воспоминаниям у нее не было, но теперь ситуация изменилась. Времени у нее было сколько угодно, да и воспоминания не пугали и не ранили ее так сильно, как когда-то. Пятнадцать лет — достаточный срок для того, чтобы прошлое перестало причинять боль, и теперь она, возможно, была готова обратиться к прошлому. После того как умер Шон, никакие потери ее больше не страшили.

Кэрол так глубоко задумалась, что не заметила, как напротив Лувра такси свернуло в тоннель и оказалось в дорожной пробке. Лишь четверть часа спустя она обратила внимание, что машина почти не движется, и с удивлением огляделась. То, что они застряли надолго, ей стало ясно сразу, но Кэрол это нисколько не обеспокоило. Она никуда не спешила, к тому же долгая пешая прогулка, да еще предпринятая сразу после перелета через несколько часовых поясов, утомила ее. Добраться до отеля, поужинать, поработать над романом и пораньше лечь спать — таков был ее план на остаток сегодняшнего дня.

Она продолжала размышлять о своей книге, когда такси проехало еще несколько ярдов, потом резко дернулось и снова встало. В Париже был час пик — кто-то возвращался с работы домой, кто-то ехал за город. В это время движение на основных городских магистралях всегда было затруднено, но Кэрол напрочь об этом забыла. Подняв голову, она бросила взгляд в окно на остановившийся рядом автомобиль и увидела на переднем сиденье двух парней, которые что-то кричали, смеялись и сигналили пыхтевшей впереди машине. Из машины высунулся молодой человек и, словно старый знакомый, махнул им рукой. Парни в легковушке ответили на этот жест еще одной серией пронзительных гудков и новым взрывом хохота, и наблюдавшая за ними Кэрол тоже улыбнулась. Судя по черным как смоль волосам и смуглой, цвета кофе с молоком, коже, это были марокканцы или выходцы из Северной Африки, и она подумала о том, что пятнадцать лет назад такие лица встречались на парижских улицах гораздо реже.