Хм-м-м… Взгляни на эти загорелые пальцы с блестящими ногтями. Прижимая кончики пальцев правой руки к губам, я ощутил дрожь.
Я сидел на темной церковной скамье, за несколько рядов от ограды, окружавшей алтарь, смотрел на темные статуи, картины и всякие позолоченные украшения, принадлежавшие этому холодному и пустому месту.
Уже первый час. Шум на Рю-Бурбон не стихает. Сколько там кипящей человеческой плоти! Я уже поохотился. И поохочусь еще.
Но ночь издавала успокаивающие звуки. На узких улочках квартала, в его квартирках, стильных барах, в изысканных коктейльных заведениях и ресторанах смеялись и разговаривали, обнимались и целовались смертные.
Я поудобнее устроился на скамье и вытянул на спинке руки, как на скамейке в парке. Моджо уже заснул в проходе, положив на лапы длинный нос.
Что, если бы я был таким, как ты, мой друг? Внешне похожий на дьявола, а внутри – большая свалка доброты. О да, доброты. Именно доброту чувствовал я, обхватывая его руками и зарываясь лицом в мех.
Но теперь в церковь вошел он.
Я почувствовал его присутствие, хотя и не мог поймать ни мыслей его, ни чувств, даже не слышал его шагов. Я не слышал, как открывается или закрывается входная дверь. Почему-то я знал, что он здесь. Он вошел в мой ряд и сел около меня, чуть поодаль.
Мы просидели молча много долгих минут, а потом он заговорил.
– Ты сжег мой домик, да? – спросил он тонким дрожащим голосом.
– Тебе ли меня винить? – спросил я в ответ с улыбкой, не сводя глаз с алтаря. – Кроме того, я тогда был человеком. Человеческая слабость. Хочешь переехать ко мне?
– Это означает, что ты простил меня?
– Нет, это означает, что я с тобой играю. За то, что ты мне устроил, я могу тебя даже уничтожить. Я еще не решил. Разве ты не боишься?
– Нет. Если бы ты намеревался расправиться со мной, то сделал бы это уже давно.
– Откуда такая уверенность? Я то не в себе, то прихожу в себя, то опять вне себя.
Долгая пауза, только Моджо хрипло и глубоко вздыхает во сне.
– Я рад тебя видеть, – сказал он. – Я знал, что ты победишь. Вот только не знал, каким образом.
Я не ответил. Но внутри меня все закипело. Почему мои достоинства и мои пороки вечно обращают против меня?
Но какой смысл обвинять, хватать его и трясти, требовать ответы? Может быть, их лучше не знать.
– Расскажи мне, что произошло, – сказал он.
– Не буду, – ответил я. – Зачем тебе это знать.
Неф разносил мягкое эхо наших приглушенных голосов. На позолоченных верхушках колонн и на лицах статуй играл колеблющийся свет свечей. Как же мне нравилась эта тишина и прохлада! И в самой-самой глубине души я не мог не признаться, что рад его приходу. Подчас любовь и ненависть служат одной и той же цели.
Я повернулся и посмотрел на него. Он сидел лицом ко мне, задрав одну ногу на скамью и положив руку на колено. Он был, как всегда, бледен – мерцание в темноте.
– Ты был прав насчет всего эксперимента, – сказал я. И подумал – хотя бы голос у меня спокойный.
– В чем же? – Никакой злобы в тоне, никакого вызова – просто едва уловимое желание знать. Какое утешение – смотреть на его лицо, чувствовать слабый пыльный запах поношенной одежды и дыхания дождя, приставший к его темным волосам.
– В том, что ты говорил мне, мой старый друг-любовник, – сказал я. – Что на самом деле я не хотел быть человеком. Что это мечта, причем мечта, основанная на фальши, дурацких иллюзиях и гордыне.
– Не утверждаю, что я тогда это понимал, – сказал он. – Я и сейчас не понимаю.
– О да, понимал. Прекрасно понимал. Всегда понимал. Может быть, ты достаточно долго прожил; может быть, ты всегда был сильнее. Но ты знал. Мне не нужна была слабость. Мне не нужна была ограниченность. Мне не нужны были омерзительные потребности и бесконечная уязвимость; мне не нужно было утопать в поту или обжигаться от холода. Мне не нужны были слепящая темнота, шумы, мешающие слушать, или же быстрая, лихорадочная кульминация эротической страсти; мне не нужна была заурядность, не нужно было уродство. Мне не нужно было одиночество; не нужна была постоянная усталость.
– Ты уже объяснял мне. Но должно было быть что-то… пусть небольшое… но хорошее!
– Что, как ты думаешь?
– Солнечный свет.
– Точно. Свет солнца на снегу; свет солнца на воде; свет солнца… на руках, на лице, раскрывший все потайные складки мира, словно он цветок, словно все мы – частицы одного вздыхающего организма. Свет солнца… на снегу.