Хаосовершенство

К горлу подступает комок. На глаза против воли наворачиваются слезы.

Слезы ярости. Слезы злости. Слезы бессилия.

— Вон! Я не хочу никого видеть!

Слоновски бросает быстрый взгляд на Щеглова, тот едва заметно кивает, и Грег тянет Ганзу к выходу. Понятливый Прохоров шагает следом и аккуратно прикрывает за собой дверь.

— Тебе нужно повторить?

Щеглов не отвечает. Стоит в трех шагах, печально глядя на девушку, и не отвечает.

Остался только он. Помощник ненавистного Мертвого. Ну почему именно он?!

Даже не помощник — клон. Выпестованный, выращенный. Почти полная копия. Клон. Или сын. Почему именно он?

— Уходи!

Щеглов продолжает стоять. И молчать.

— Пошел вон!

А он делает шаг вперед. К ней. И с неестественной мягкостью, а главное, с невероятным пониманием произносит:

— Не держи в себе.

— Отстань!

— Ничто не вечно.

— Я не готова.

— Ты никогда не была бы готова. Никто и никогда не готовится к такому.

Она хочет убить мерзавца, разорвать, выгнать, чтобы остаться одной, а вместо этого втягивается в разговор. Она ненавидит его, копию Мертвого, но его слова и его понимание бальзамом падают на израненную душу.

Сейчас тот самый момент, когда легче может стать лишь от слов и понимания. От настоящих слов и настоящего понимания.

И Патриция шепчет:

— Я никогда не думала, что это случится.

— Об этом никто не думает. К этому никто не готовится. И это правильно, потому что нет смысла в том, чтобы готовиться к такому.

— Что ты знаешь о смысле? — горько спрашивает Избранная.

— Я знаю о жизни, — тихо отвечает Щеглов. — И знаю, как плохо тебе сейчас. И еще знаю, что все пройдет. Нужно взять себя в руки и замереть. Поверь, ведь я знаю о боли и страданиях гораздо больше тебя.

Он делает еще один шаг, потом еще половину, и вот уже рядом. Обнимает за плечи и прижимает к себе. Нежная щека трется о жесткую ткань мундира. В кожу впивается какой-то нагрудный знак, но девушке плевать. Она чувствует крепкое плечо друга. Крепкое плечо брата. Ей становится тепло, и она верит словам, что шепчет Мишенька:

— Отпусти его… отпусти…

И Пэт завыла.

ИЮЛЬ

Анклав: Цюрих.

Территория: Maerchenstadt.

Вилла «Пряничный дом».

Разговоры с умными людьми дают много пищи для размышлений

Атомные крейсеры, атомные авианосцы, атомные транспорты… Ракетные установки, мачты и антенны. Серая сталь высоченных бортов, вырастающая из темного моря. Рассекающие небо истребители. Прожекторы. Вымпелы.

Журналисты снимали собравшуюся в Баренцевом море армаду с вертолета, который то поднимался под самые облака, позволяя взять в кадр сразу несколько кораблей, то опускался к волнам, и тогда морские красавцы представали перед зрителями во всей своей величественной мощи.

Десятки дрейфующих у русских берегов кораблей вызывали у публики не меньший интерес, чем строительство Станции.

«Ударят или нет?»

А если ударят, то почему? Чем недовольны государства? Что заставляет их выступать против новой энергии? Против будущего?

Правительства на эту тему не распространялись, лишь огрызались невнятными заявлениями, что боевые корабли «осуществляют общее наблюдение». — «А зачем оно нужно?» — «Мы должны быть в курсе». — «В курсе чего?» — «Происходящего». — «Вы будете стрелять?» «Без комментариев».

Вымпелы, прожекторы, ракетные установки…

Моратти давно отключил звук, но и картинки на экране коммуникатора было вполне достаточно для понимания того, что нейтральным такой флот не может оставаться по определению. Если не воюет, значит, оказывает давление.

— Хочу еще раз подчеркнуть, что мы предпримем атаку лишь в самом крайнем случае, — повторил генерал Ляо. — Мы искренне надеемся, что руководство «Науком» проявит гибкость.

Искренне или не искренне, но вы не надеетесь.

Китаец блестяще владел собой, демонстрировал только те эмоции, которые хотел показать, однако и Моратти не вчера родился, в людях разбирался отлично, а потому видел, что Ляо лжет. Не верят они в «гибкость» руководства «Науком» и наверняка уже определили дату штурма.

— Я уверен, что Мертвый пойдет до конца, — хмуро произнес Ник. — Он взорвет Станцию, если поймет, что не сможет ее удержать.