Изгнанница Ойкумены

Серебро флейты. Кровь рубинов. Пальцы на клапанах.

«Это мое зрение!»

Взгляд дернулся, как живой, судорожно метнулся вдаль. Она была уверена, что сейчас налетит на преграду – пористую губку из камня. Но горизонт не исчез. Было небо, ползущая прочь туча, горы вдали и люди на тропе. Артур на миг обернулся и помахал рукой.

– Сто семьдесят! – долетел до нее беззвучный голос.

Мальчик честно считал шаги.

Доктор ван Фрассен не предполагала, что это случится так просто. Никаких «лонжей» и «репейников». Всего лишь исчезла преграда, и слепой прозрел.

«Здесь, на Шадруване я впервые увидела лошадей с шорами на глазах…»

Трое остановились. Что у них там? Далеко, не разглядеть. Звук флейты возвысился, стал пронзительным. Мелодия распалась на два рукава, разрывая доктора ван Фрассен пополам. Она сидела на раскладном стуле, укрываясь от солнца под бумажным зонтом. Она была Артуром Зоммерфельдом, изучая мир с высоты роста пятилетнего ребенка. Слышала детскими ушами. Вдыхала две гаммы запахов…

– Красивая! Ай, красивая очень-очень!

– Ага…

– Арти-бебе хочет погладить?

За эти годы Лейла добилась заметных успехов в унилингве.

Совсем рядом – плетеная корзинка. Крышка сдвинута. Что-то течет внутри. Тихий, ласковый шелест. Над краем всплывает изящная, как изделие ювелира, головка. Шоколадный треугольник, пятнышки зелени. Часто-часто мелькает раздвоенный язычок.

– Красивая… Как Фрида?

– Да! Маленькая Фрида!

– Фри…

– Погладь ее, Арти-бебе…

– Артур, назад! Нельзя!

Легкий стул отлетел в сторону. Тропа рванулась навстречу.

– Не трогай!!!

Артур не слышал. Все внимание ребенка поглотила змея в корзине. Блестящая, в сетчатых разводах. Ожившая струйка воды. Это большая радость – погладить такую. Задыхаясь от невинной, гибельной радости, Регина бежала, как не бегала никогда в жизни. Пуля, комета, убийственный луч. А казалось – она едва продвигается вперед, словно в кошмарном сне. Черепаха, улитка, паралитик. И медленно, как в кошмаре, тянулась детская рука к ядовитой смерти.

Она бежала, размахивая флейтой, словно оружием. Ладонь прикипела к серебру. Длился невозможный, резкий вскрик: фа-диез. Палец на клапане – как на спусковом крючке.

Вместо Артура обернулась Лейла. Далеко, не дотянуться… Регина ударила – на бегу, наотмашь, изо всех сил. Фа-диез, кнут, молния из колючей проволоки. Нянька отшатнулась, закрывая лицо руками. Корзинка выпала; подпрыгивая, откатилась в сторону. Смуглая кожа девушки стала пепельной. Лейла рухнула на колени, как если бы хотела поклониться доктору ван Фрассен до земли. Ее начало рвать желчью. Содрогаясь всем телом, несчастная ткнулась лбом в пузырящуюся, желто-зеленую лужицу – и хрипя, легла на бок. Свернулась калачиком, затихла.

Освободившись, змея заструилась прочь.

– Маленькая Фри! Не убегай…

– Артур!

Близко. Успела.

– Тетя Ри? Смотри, что у меня есть!

Ей оставалось двадцать шагов. Артуру понадобился всего один. Схватив змею, мальчик победно воздел добычу над головой.

– Брось! Брось немедленно!

Плавно изогнувшись, змея впилась зубами в запястье обидчика. Регине почудилось шипение – так шипит масло на раскаленной сковороде. Сердце дало сбой. С неба упала туча, неся мрак и холод. Ноги споткнулись на ровном месте.

– Ай!

«Все зря. Есть ли в лагере сыворотка?»

– Возвращаемся! Быстро!

– Больна…

Сосредоточенный, как хирург перед операцией, Артур изучал след от укуса. Регина схватила ребенка за руку – и отпустила, крича от боли. Ее ожгло огнем, будто в первый раз. Два пятнышка от клыков покрывала бурая корка, как на подгоревшей лепешке. Артур с интересом ковырнул корку ногтем. На землю посыпалась ржавая пыль.

Окалина? Запекшаяся кровь?

Ранки под коркой уже затянулись. Сразу и не разглядишь. На вид Артур был в полном порядке. Даже плакать раздумал. Может, в корзинке спал безобидный уж? «Паникерша вы, доктор, – сказал Тиран с другого конца Галактики. – Вам лечиться надо…»

– Идем! Скорее!

– Маленькая Фри… Она спит?

Змея безвольной плетью валялась на обочине. Регина присела на корточки, готовая отпрыгнуть в любой момент. Только что эта тварь укусила Артура. Минуты не прошло. Но дохлятине, лежащей напротив, на вид было не меньше недели. Семь дней под палящим солнцем Шадрувана. Скелет, обтянутый бледной шкуркой. Мумия, сухая, как песок пустыни.

Возьми в руки – не обвиснет, сломается.