57  

– Да, кажется, товар того стоит, – заметил мистер Причард. Он решился. Теперь он знал, как обставить Чарли Джонсона. Один стульчак он подарит Чарли. Но на пластинке будет надпись: «Чарли Джонсону, первому такому-сякому Америки от Элиота Причарда», – и пускай себе хвастает Чарли, сколько душе угодно. Все увидят, чья идея.

– Лишнего у вас с собой нет? – спросил он.

– Нет, надо заказать.

Вмещалась миссис Причард. Она подошла потихоньку.

– Элиот, неужели ты это купишь? Элиот, это вульгарно.

– Ну конечно, я не стану показывать при дамах, – ответил мистер Причард. – Нет, девочка. Знаешь, что я сделаю? Я пошлю такой Чарли Джонсону. Я с ним расквитаюсь за чучело вонючки. Так-то. Он у меня попляшет.

Миссис Причард пояснила:

– Мистер Причард жил с Чарли Джонсоном в одной комнате, когда учился в колледже. Они дико друг друга разыгрывают. Когда они вместе, они ведут себя как мальчишки.

– Значит, – серьезно сказал мистер Причард, – если я закажу такой, вы могли бы послать его по адресу, который я дам? И сделать гравировку? Я напишу, что мне надо выгравировать на пластинке.

– Что ты хочешь написать? – спросила Бернис.

– А девочки пусть не суют носик во взрослые дела, – ответил мистер Причард.

– Не сомневаюсь, что-нибудь ужасное, – сказала Бернис.

На Милдред напала хандра. Она ощущала тяжесть, усталость, все ей стало неинтересно. Она одиноко сидела на плетеном проволочном стуле у края прилавка. Цинически наблюдала за попытками Прыща остаться наедине с блондинкой. Поездка привела ее в уныние. Она сама себе была противна после того, что произошло. Что же она за женщина, если шофер автобуса так ее распалил? Она передернулась от отвращения. А где он? Почему не возвращается? Она подавила желание встать и посмотреть, где он. Рядом раздался голос Ван Бранта, она вздрогнула.

– Девушка, – сказал он, – у вас из-под юбки рубашка видна. Я решил, что вам не мешает знать.

– Да, да. Большое спасибо.

– Если бы никто не сказал, вы могли бы целый день ходить и думать, что у вас все в порядке, – пояснил он.

– Да, да, спасибо. – Она встала и, перегнувшись назад, прижала азбуку к ногам – проверить. Комбинация высовывалась сзади сантиметра на два.

– Я считаю, в таких случаях всегда лучше сказать, – продолжал Ван Брант.

– Вы правы. Наверно, бретелька оторвалась.

– Мне не интересно знать про ваше нижнее белье, – ответил он холодно. – Я только заметил – и повторяю еще раз: у вас из-под юбки рубашка видна. Не подумайте, что я сказал это из каких-то других соображений.

– Я и не думаю, – беспомощно ответила Милдред.

Ван Брант продолжал:

– Многие девушки чересчур заняты своими ногами. Думают, что все на них смотрят.

Вдруг Милдред громко, с надрывом захохотала.

– Что тут смешного? – возмутился Ван Брант.

– Ничего, – сказала Милдред. – Просто вспомнила одну шутку. – Она вспомнила, что все утро Ван Брант только и норовил посмотреть кому-нибудь на ноги.

– Если она такая смешная – расскажите ее.

– Да нет. Это долго объяснять. Я пойду подколю бретельку. – Она посмотрела на него, а потом с расстановкой сказала: – Понимаете, на каждом плече две бретельки. Одна от комбинации, а другая – от лифчика, а лифчик крепко поддерживает грудь. – Она увидела, как из-под воротничка у Ван Бранта выползла краснота. – А ниже него ничего нет – до штанишек, если бы я носила штанишки, но я не ношу.

Ван Брант повернулся и быстро ушел, а Милдред стало легче. Теперь у старого дурака не будет ни минуты покоя. Можно было бы понаблюдать за ним, а потом, пожалуй, и поймать на приманку. Смеясь про себя, она встала, вышла и направилась вокруг магазина к пристройке с надписью «Дамы».

На дверь была набита решетка, и вьюн уже карабкался по ней. Милдред стояла перед закрытой дверью. Слышно было, как Норма разговаривает там с блондинкой. Она прислушалась. Может быть, из-за этого и стоило поехать – просто послушать, что говорят люди. Милдред любила подслушивать. Иногда эта склонность беспокоила ее. Она с интересом слушала всякие пустяки. Но всего лучше было слушать в женских уборных. Раскованность женщины в комнате, где есть умывальник, зеркало и унитаз, заинтересовала ее давно. Однажды она написала в колледже работу, признанную смелой, где доказывала, что женщины освобождаются от торможений, когда у них задраны юбки.

Причина либо в этом, полагала она, либо в уверенности, что мужчина, враг, не вторгнется на их территорию. Это единственное место в мире, где женщины могут быть уверены, что мужчина сюда не проникнет. Поэтому они расслабляются и внешне становятся такими, какие они внутри. Она много об этом думала. В общественных уборных женщины друг с дружкой бывают и доброжелательнее, и злее – но откровеннее. Может быть, потому, что тут нет мужчин. Потому что где нет мужчин – нет соревнования, и они отбрасывают притворство.

  57  
×
×