Лотерея [Подтверждение]

И тут я чуть было не остался. Я стоял у кровати, печально глядя на самоотверженную, безмерно уставшую девушку; во сне она выглядела особенно невинной и беззащитной, ее светлые, спутанные волосы спадали набок, губы чуть разошлись.

В конце концов я поставил пустую бутылочку туда, где ее подобрал, подхватил свой саквояж, вышел и затворил за собой дверь. В почти полной темноте я миновал ворота и по узкой, круто спускающейся улице направился в порт. Там я просидел до утра на скамейке, а как только открылось пароходное агентство, спросил в окошке, когда отправляется ближайший пароход. Выяснилось, что пароход ушел как раз вчера, а следующий будет только через три дня. Торопясь покинуть остров, пока Ларин и Сери не вышли на мой след, я сел на крошечный паром, который перевез меня через узкий пролив на соседний остров. В тот же день, чуть позднее, я повторил этот маневр. Успокоившись, что теперь уж меня не найдут — к этому времени я добрался до острова Хетта и снял себе комнату в маленькой, на отшибе стоявшей таверне, — я разжился расписаниями пароходных рейсов и картами и начал планировать обратное путешествие в Лондон. Мне не давала покоя неоконченная рукопись, не получившая разрешения сцена с Грацией.

21

Дело в том, что Грация довела меня до черты. Ее попытка покончить с собой была слишком огромна, чтобы вместиться в моей жизни. Она смела и разметала все, кроме самой себя. В тени этого драматичного поступка померкло даже известие, что ее удалось спасти. Вопрос, а вправду ли она намеревалась умереть, был вторичным и маловажным. Она потрясла меня до глубины души.

Меня не оставляла воображаемая картина, что с ней сейчас: еле пришедшая в себя, со слипшимися волосами, опутанная шлангами, лежит на больничной койке; рядом на тумбочке выстроилась батарея лекарственных пузырьков. Мне хотелось быть рядом с ней.

Я пришел на знакомое место — перекресток Бейкер-стрит и Мэрилебоун-роуд, навсегда связавшийся в моем сознании с Грацией. Мелкая морось грозила перейти в самый настоящий дождь, из-под колес мчащихся машин фонтанами вздымалась водяная пыль, порывы стесненного улицей ветра бросали ее мне в лицо. Я вспомнил холодный ветер над пустошами Каслтона, грузовики на шоссе.

Я так давно не ел, что начинала кружиться голова. Голод напомнил мне долгие месяцы прошлого лета, когда я в своей белой комнате так увлекся писательством, что порою по два, по три дня подряд почти забывал о еде. В таком состоянии ментального возбуждения моя фантазия работала гораздо лучше, постигала истину глубже и яснее. Что и позволило мне создать острова.

Но и Джетра, и острова бледнели перед жуткой, промозглой реальностью Лондона, как и я бледнел перед своей реальностью. В кои-то веки я освободился от себя, в кои-то веки я посмотрел наружу и опечалился о Грации.

И в этот момент, когда я уж никак на то не рассчитывал, появилась Сери.

Она вышла из подземного перехода на другой стороне Мэрилебоун-роуд. Я увидел ее светлые волосы и прямую как струнка спину, узнал ее легкую, чуть подпрыгивающую походку. Только как она там оказалась? Ведь я стоял в непосредственной близости от второго спуска в переход и точно знал, что она мимо меня не проходила. Безмерно пораженный, я смотрел, как она входит в кассовый зал метро.

Я сбежал вниз, чуть оскальзываясь на мокрых от дождя ступеньках, и торопливо зашагал ко второму выходу. К тому времени, как я вошел в кассовый зал, она уже миновала барьер и входила на эскалатор, ведущий к столичной линии. Я бросился следом, но тут же уперся в контролера, который потребовал у меня билет. Вне себя от злости я побежал в кассу и купил одноразовый билет до любой станции.

У одной из платформ стоял поезд; справочное табло извещало, что он идет в Амерсхем. Быстро, почти бегом я прошел вдоль плавно изгибающейся платформы, заглядывая во все окна, с надеждой глядя на те вагоны, которые были еще впереди. Я так ее и не увидел, хотя и просмотрел весь поезд. Уехала на предыдущем? Но время было позднее, и поезда ходили с десятиминутными интервалами.

Я бросился назад и тут же услышал, что двери закрываются.

А затем я ее увидел: она сидела у окна в предпоследнем вагоне. Я отчетливо видел ее опущенное лицо; похоже, она читала.

Пневматические двери громко зашипели и стали сдвигаться. Я бросился к ближайшему вагону, придержал одну из дверей и с трудом протиснулся внутрь. Редкие поздние пассажиры вскинули на меня глаза и тут же их отвели. Каждый из них отделял себя от мира невидимой, но почти осязаемой стеной.