Мир глазами Гарпа

В холодном дворе пансиона я увидел пустую медвежью клетку и заглянул внутрь. Птицы не оставили там даже фруктовых зернышек, но в углу все еще громоздилась целая гора окаменелого медвежьего помета — столь же безжизненного и лишенного запаха, как тела тех, кого застигло врасплох извержение вулкана в Помпее. Я не мог не вспомнить о Робо: от медведя все-таки осталось значительно больше.

Сев в машину, я помрачнел еще больше, заметив, что на этот раз ни одного лишнего километра на счетчике не появилось, никто на машине тайком не катался. Здесь не осталось никого, кто мог бы позволить себе подобные вольности.

— Когда мы отъедем подальше от твоего драгоценного пансиона, — сказала мне моя вторая жена, — ты, надеюсь, все-таки объяснишь мне, зачем мы тащились в эту дыру?

— Это долгая история, — честно сознался я.

А думал я о том, как до странности мало и энтузиазма, и горечи испытывает сестра Теобальда к окружающему миру. В рассказанной ею истории сквозили ровная скука и категоричность, которые свойственны обычно рассказчикам, привыкшим к несчастливым концовкам. Казалось, эта женщина никогда не считала свою жизнь и жизнь своих товарищей-циркачей достаточно яркой; можно подумать, что они только и стремились — прилежно и тупо, точно приговоренные к наказанию и желающие исправиться, — непременно получить для своего пансиона пресловутую категорию С.

7. Всплеск «плотского вожделения»

Иона вышла-таки за него замуж! Сделала то, о чем он просил! Хелен нашла, что для начала это очень хороший рассказ. И старому Тинчу рассказ тоже понравился. «В нем так много б-б-безумия и п-п-печа-ли», — сказал он Гарпу и посоветовал послать рассказ в свой любимый литературный журнал. И лишь через три месяца Гарп наконец получил оттуда следующий ответ:

Сюжет представляется малоинтересным; рассказ не блещет новизной ни по форме, ни по языку. Тем не менее большое спасибо, что прислали его нам для ознакомления.

Озадаченный Гарп показал это послание Тинчу. Тинч тоже призадумался.

— Возможно, их интересуют только н-н-новейшие формы прозы? — сказал он неуверенно.

— Какие же? — спросил Гарп.

Тинч признался, что и сам толком не знает.

— Насколько я понимаю, новые художественные направления прежде всего заинтересованы в необычном языке и ф-ф-форме, — сказал Тинч. — Но я никак не могу понять, в чем тут суть и о чем говорит такая литература. Иногда, по-моему, исключительно о с-с-самой с-с-себе.

— О самой себе? — переспросил Гарп.

— Ну да. Есть такая разновидность литературы… — пояснил Тинч.

Гарп ничего не понял, но для него гораздо важнее было, что рассказ понравился Хелен.

Почти пятнадцать лет спустя, когда Гарп опубликовал свой третий роман, тот же самый редактор из любимого журнала Тинча опубликовал открытое письмо Гарпу. И письмо это, надо сказать, было весьма лестным, содержало массу похвал в адрес автора, а также предложение непременно создать еще «что-нибудь новенькое» для публикации в этом самом журнале, столь любимом Тинчем. Но Т.С.Гарп был злопамятен, как барсук. Он отыскал ту старую записку с отказом, где его рассказ о пансионе «Грильпарцер» назывался «малоинтересным»; она была сплошь в коричневых кофейных пятнах и уже начала рваться на сгибах, столько раз ее свертывали и развертывали, но Гарп все же приложил ее к письму, которое написал редактору столь любимого Тинчем журнала. В письме говорилось:

Ваш журнал представляется мне малоинтересным, и я по-прежнему стараюсь особенно не экспериментировать ни с языком, ни с формой своих произведений. Тем не менее большое спасибо за предложение.

Глупое «эго» Гарпа упорно запоминало все обиды и оскорбления, а также отказы печатать его работы. К счастью, Хелен и сама обладала весьма сильным, даже каким-то свирепым «эго» и весьма высоко себя ценила; иначе она в итоге просто возненавидела бы Гарпа. А так им, можно сказать, повезло: они были счастливы. Многие супружеские пары, прожив вместе много лет, к своему ужасу, вдруг «открывают», что не любят друг друга; некоторым же так и не дано этого понять. Другие женятся по взаимной любви, и подобная «новость» обрушивается на них в самый неподходящий момент жизни. В сущности, Гарп и Хелен едва знали друг друга, но у каждого было достаточно развито чутье, и они, в своем упрямстве и осмотрительности, по-настоящему влюбились друг в друга лишь через некоторое время после того, как поженились.