Воспоминания

Даниэла Стил

Воспоминания

Тем, кто смотрит на мир широко раскрытыми глазами.

Посвящение, какого никогда не было прежде:

Мне, до конца моей жизни.

Со всей моей любовью, Оливия

Могила – всего лишь пустота. Тот, кого я люблю, живет в моих воспоминаниях, в вещах, хранящих его запах, в интонациях, которые внезапно всплывают в памяти, и я долго-долго вслушиваюсь в них, склонив голову…

…Какая горечь вначале – и как радостно обнаружить в один прекрасный весенний день, что ничто не изменилось: ни запах земли, ни журчание ручья, ни нежность свежих побегов на каштане…

…В удивлении склониться над крохотными чашечками диких анемонов, любоваться бесконечным ковром фиалок, гадая, какого же они оттенка – розовато-лилового или синего? Любоваться незабываемыми очертаниями гор, всем телом ловить, замирая от нерешительности, лучи восходящего солнца… и начать жить заново!

Колетт. «Возвращение из любви»

Глава 1

Поезд монотонно катился сквозь итальянскую темноту, колеса выстукивали ритмичную дробь по рельсам. Вагон был забит толстыми фермерами, полуголыми детьми, помятыми служащими и ордами американских солдат. В воздухе стоял удушливый, заплесневело-кисловатый запах, как в доме, в котором не убирали много лет; к нему примешивался запах немытых потных тел. Но никто не решался открыть окно. Старухи, попади они под струю прохладного ночного воздуха, вмиг бы подняли крик и визг, как если бы на них напал насильник. Они восприняли бы сквозняк как оскорбление. Старых людей раздражало буквально все: жара, холод, усталость, голод. Несомненно, у них имелись все основания для раздражения. Эти люди измучились: они долго голодали, мерзли, страдали. Они пережили ад многолетней войны. И вот теперь эта война закончилась. Шел третий месяц мира – август 1945 года. Поезд, вторые сутки не останавливаясь, ехал вперед.

Сирина села на этот поезд в Париже и, не обменявшись ни с кем, ни единым словом в течение всего пути, миновала Францию и Швейцарию, и вот теперь, наконец, ехала по Италии. Ее путешествие близилось к концу… Колеса выстукивали аккомпанемент ее мыслям. Сама она сидела, забившись в угол, закрыв глаза, прислонившись головой к оконному стеклу. Она устала… Господи, как же она устала! Каждый дюйм тела ныл, ныли даже руки. Сирина сжалась, словно от озноба, хотя на самом деле ей не было холодно. В вагоне стояла удушающая жара, ее белокурые волосы прилипли к вспотевшей шее. Поезд начал замедлять ход и спустя несколько мгновений остановился. Некоторое время Сирина продолжала сидеть не шевелясь, не зная, найдет ли силы встать и выйти на перрон, хотя бы немного подышать свежим воздухом. Шел девятый день путешествия, а она все еще не добралась до дома.

Сирина постоянно думала о доме… Она с трудом сдержала радостный возглас, когда поезд пересек Альпы. Но» это только начало. На самом деле, напомнила себе Сирина, медленно открывая глаза и жмурясь от света станционных фонарей, ее путешествие по-настоящему еще и не начиналось. И не начнется вплоть до завтрашнего утра, когда она, наконец, доберется до своей цели и все узнает…

Сирина сонно осмотрелась по сторонам, потягиваясь, вытянула длинные стройные ноги под сиденье напротив. Перед ней сидя спали две женщины: одна – очень худая, другая – чрезмерно толстая, между ними был зажат тощенький ребенок. Сирина безучастно смотрела на них. В ее глазах нельзя было ничего прочесть, они напоминали два изумрудно-зеленых озера, наполненных ледяной водой, удивительных по красоте, но почти лишенных теплоты. Однако что-то непонятное таилось в глубине глаз этой юной девушки. Они влекли к себе, словно призывая заглянуть в эту глубину и одновременно налагая запрет. Внутренний мир Сирины оставался загадкой. Ее точеное аристократическое лицо светилось, как белый мрамор, но это было лицо неприступной красавицы. Сирина старалась выглядеть высокомерной, тщательно скрывая свою нежность и ранимость.

– Извините, – мягко прошептала Сирина, пробираясь на цыпочках мимо спящих женщин и переступая через ноги старика. Иногда ей становилось не по себе от собственных мыслей, но она так устала от изможденных лиц пожилых людей! С момента своего приезда Сирина видела только стариков. Неужели кроме них никого не осталось? Везде одни старухи, старики да горстка детей, разглядывающих в окна солдат. Солдаты были единственными молодыми людьми, которые теперь встречались повсюду. Американцы, одетые в военную форму, с широкими улыбками, ровными зубами и сияющими глазами. Сирину совершенно не волновало, на чьей стороне воевали эти солдаты. Они были частью происходившего, носили форму… А ее цвет не имел для нее никакого значения…