Воспоминания

– Да.

– И у него есть крылья?

Сирина улыбнулась, и новые слезы подкатили к ее глазам.

– Не думаю. Но он теперь в раю вместе с Богом. И вместе с нами.

– А я смогу его видеть?

Глаза девочки, когда она задала этот вопрос, сделались огромными, и Сирина покачала головой:

– Нет, моя дорогая. Но мы всегда будем помнить о нем и любить.

– Но мне хочется видеть его!

Ванесса заплакала, Сирина крепко прижала ее к себе, думая о том же… Они никогда не увидят его снова… Никогда… он ушел навсегда.

Позднее Сирину посетили несколько офицеров. Они рассказали ей подробности, о которых ей не хотелось слышать, произнесли официальные речи о том, как он погиб, служа своему отечеству. Рассказали о предстоящей церемонии погребения, сообщили, что после похорон она может оставаться в форте еще тридцать суток. Сирина пыталась понять, для чего они ей все это говорят, и ничего не понимала.

– Тридцать дней?

Она непонимающе уставилась на Тэдди. Затем до нее дошло: дом принадлежал армии, а она теперь больше не являлась частью этой армии. Ей полагалась мизерная пенсия, и все. Теперь ей предстояло самой отправиться в большой мир и учиться жить, как живут все гражданские лица. Исчез уютный маленький мирок, надежный лесной мир, нависавший над бухтой, который для нее создал и оберегал ее муж. Теперь, когда его не стало, для нее все кончено. Настоящий суровый мир поджидал ее снаружи, чтобы сожрать. Сирина вспомнила, как и Тэдди, про бумагу, которую ее заставила подписать Маргарет Фуллертон в самом начале ее семейной жизни. На следующее утро Тэдди выяснил, что брат не оставил завещания. А поскольку он не оставил завещания, все его состояние возвращалось в семью. Сирина, Ванесса и неродившийся пока младенец не получат ничего. Смерть Брэда настолько потрясла Сирину, что две ночи она провела без сна, глядя в потолок. Он ушел… Он никогда не вернется назад… Брэд умер. Она повторяла это снова и снова. Открывала двери шкафов и видела там его вещи, рубашки, лежавшие на нижней полке, которые предстояло погладить. Но теперь он никогда их не наденет. Она опустилась на пол около стиральной машины и заплакала. Там ее и отыскал Тэдди, отвел наверх, где они нашли испуганную Ванессу, спрятавшуюся в шкаф с одеждой Брэда. Ванесса забралась на колени к Тэдди, посмотрела на него своими огромными глазами и спросила:

– Теперь ты будешь моим папой?

Боль и отчаяние пронизывали все, что они делали. На третий день Тэдди заметил, что Сирина разительно изменилась. Она двигалась словно в забытьи, не понимая и едва ли задумываясь над тем, что происходит. Внезапно среди дня он услышал, как она закричала от боли. Предчувствуя недоброе, Тэдди вбежал в спальню. Воды уже отошли. Сирина лежала на полу, скорчившись от приступов невыносимой боли. На этот раз все происходило совершенно иначе, чем тогда, когда она рожала Ванессу. Между схватками практически не было никакого перерыва. Тэдди отвел Ванессу к соседям и не отходил от Сирины до приезда «неотложки» и по дороге в госпиталь. В госпитале Сирина устроила истерику. На этот раз пульс у нее был настораживающе неровным, дыхание затрудненным, глаза затуманенными. В состоянии шока ее доставили в больницу. Через час родился мертвый ребенок. Тэдди несколько часов просидел в комнате для ожидания, прежде чем его пустили к ней. Когда он вошел, его поразили ее глаза, когда-то бывшие изумрудными. Теперь их заполнила невыразимая боль. Сирина столь глубоко замкнулась в своем несчастье, что не услышала, как он позвал ее.

– Сирина… – Тэдди коснулся ее руки. – Я здесь.

– Брэд? – Она повернулась к нему.

– Нет, Тэдди.

Глаза ее наполнились слезами, и она отвернулась.

Когда Сирину выписали через два дня, она все еще оставалась в том же состоянии. В то же самое утро им предстояло похоронить ее сына в маленьком белом гробике. Когда гробик опустили в землю, Сирина потеряла сознание. На следующий день привезли тело Брэда, и Сирине пришлось ехать в штаб подписывать бумаги. Тэдди думал, что у нее не хватит сил. Но ей как-то это удалось. Сирина подписывала бумаги с выражением ужаса на лице, который переполнял и его душу.

А после всего этого предстояло встретиться еще и с Маргарет Фуллертон. Сирина настояла, что позвонит и сообщит обо всем сама. Мать Брэда не расплакалась от горя. В ее словах звучала лишь ярость и желание мести, когда она обвинила Сирину во всем случившемся. Если бы он не женился на ней, то не остался бы в армии и никогда не отправился бы в Корею. Дрожащим от ярости голосом она излила на нее свое горе, ей хотелось уничтожить несчастную девушку, и она напомнила ей о подписанном контракте.