63  

Когда мы, я и мой мальчик, в очередной раз расположились под ивой, из ворот вышли двое и направились к нам.

Высокий худой старик, похожий на журавля; и огромный детина самого свирепого вида – оба в шафрановых рясах.

– Отрок! – ласково поинтересовался старик. – Позволишь ли ты бедному монаху задать тебе один вопрос?!

Я и мой мальчик были далеки от того, чтобы обмануться этой ласковостью. От старика через минуту вполне можно было ожидать приказа стражам спустить нас с лестницы. И приказ начинался бы: «Бедный монах стократно сожалеет о…»

– Чем сходны отроки и старики? – бросил я, равнодушно глядя перед собой. – Одним: и те, и другие спрашивают словами.

Похожий на журавля старик ласково смотрел на меня и моего мальчика.

И я пока не мог истолковать смысл его молчания – но приказ спустить нас с лестницы, похоже, откладывался.

– О чем ты будешь спрашивать? – добавил я после того, как мой мальчик исполнил на свирели сложнейший пассаж из «Напевов хладной осени». – Если кто-то спросит меня о том, где и как искать Будду, в ответ я предстану перед ним в состоянии чистоты. Если кто-то спросит о бодисатве, в ответ я появлюсь в состоянии сострадания. Если меня спросят о просветлении, я отвечу состоянием чистого таинства. Если меня спросят о Нирване, я отвечу состоянием умиротворенного спокойствия. Но…

Я выдержал длинную паузу.

– Но боюсь, что все это тоже слова; также боюсь, что спрашивающий бессмысленно вытаращится на меня, раскрыв рот. Тогда я отвечу ему, что осел не может выдержать пинка слона-дракона, и позволю ему уйти с воплями: «Я познал Чань, я познал Путь!» Так о чем же ты хочешь спросить меня, человек, похожий на журавля?

Старик смотрел на нас, меня и моего мальчика, все с той же ласковостью – но теперь в ней что-то неуловимо изменилось.

А я понимал, что невозможно рискую – почти дословно цитируя «Записи бесед чаньского наставника Линьцзи Хуэйчжао из Чжэньчжоу».

Я случайно читал их однажды – и навсегда; потому что я ничего не забываю.

Я ничего не забывал.

Именно в этот день я понял, что нахожусь в чужой Поднебесной. Потому что здесь никогда не жил сумасбродный наставник Линьцзи, ни в девятом веке, ни в каком другом, и никогда он не называл Будду куском засохшего дерьма, Нирвану и просветление – невольничьими колодками и не говорил, что для истинного прозрения надо совершить пять смертных грехов.

Потому что слова есть слова, и слово «Будда» не отличается от себе подобных.

Но мне повезло, как никогда раньше.

– Позволь, отец вероучитель, – вмешался огромный детина и шагнул к нам, ко мне и моему мальчику, с такой плавной быстротой, что я ощутил колотье под ложечкой, – я спущу этого бродягу с лестницы!

«Дождались», – мелькнуло в голове у меня и моего мальчика.

В глубине души я предполагал, что этим дело и закончится.

– И это тоже слова, наставник Лю. – От сказанного седым журавлем у детины отвисла челюсть. – Вели лучше стражам пропустить сего отрока в обитель.

– Этого… этого маленького нахала?! – Удивлению громадного наставника Лю не было предела.

– Нахала? – пожал вздернутыми плечами журавль. – Маленького нахала?..

Он подумал и весело добавил:

– Или маленького архата? Как вы полагаете, наставник Лю?

К вечеру нам, мне и моему мальчику, обрили голову.

А кличка Маленький Архат, с легкой руки патриарха Шаолиня, приклеилась к нам намертво.

И прошло чуть больше года, прежде чем в обитель близ горы Сун приполз Змееныш…

Книга вторая

Эпоха обширного благоденствия

Часть четвертая

Белый Тигр и Синяя Ворона[45]

Не бойся яростной схватки и помни: малым можно победить великое…

Из поучений мастеров

Глава седьмая

1

– И вот и еще один толстый дармоед, которого принц-казнокрад откармливает на наши денежки! – гнусаво раздалось из-под шаткого забора.

Это была первая фраза, которой встретили судью при въезде в Нинго.

Голос родины, так сказать.

Выездной следователь, не меняя выражения лица, неторопливо повернул голову. Он намеревался как следует запомнить говорившего, чтобы потом при случае…

Случай, как предполагал судья Бао, не должен был заставить себя ждать.

– Гляди, братва, он еще и косится! – радостно прокомментировал это движение пьяный солдат в расстегнутом пыльном халате и без шапки, предававшийся безделью в тени окраинного забора. Вообще-то солдатиков было трое, и занимались они деянием предосудительным и никак не полагающимся во время несения службы: явно не в первый раз пускали по кругу объемистый глиняный жбан, где булькала определенно не родниковая вода и не кислое молоко.


  63  
×
×