21  

— Ого! Не похоже на тебя, старик. Что это с тобой? Нет, считай, я ни о чем не спрашивал. Хорошая мысль. Сразу должен это признать. Однако же у меня есть встречное предложение. Не исключающее вышеизложенного.

— Филдинг, что ты несешь?

— Давай удолбаемся!

— Удолбаемся? У тебя дурь с собой?

— А как же! В любую поездку отправляюсь с полным боезапасом.

— Ты притащил наркоту в Сингапур? Обалдел, что ли? Совсем страх потерял? Тебе известно, как здесь поступают с теми, кто ввозит в страну наркотики?

— Олбан, спустись на землю. Я ж не торговец, это для личного потребления. Если и поймают — что такого? Белый человек, состоятельный, занимаю руководящий пост во всемирно известной компании, в распоряжении которой имеются адвокаты, а к тому же, как ты мог убедиться вчера вечером, я на короткой ноге с верховным послом Великобритании по комиссиям или как там его. 9 — Он хохотнул и замахал руками. — Не бзди! — засмеялся он еще громче.

Шел тысяча девятьсот девяносто седьмой год. Они прилетели в Сингапур на ярмарку игрушек, где рекламировали оптовикам «Империю!» (делали это, как заметил Олбан, абсолютно бесстыдно, на территории, раньше принадлежавшей Британской империи) и другие товары компании «Уопулд». Рабочий день подошел к концу, ярмарка завершилась, в выставочном центре уже демонтировали их стенд, и у них образовался свободный вечер в преддверии выходного дня, поэтому они сидели в тихом уголке главного бара «Рэфлз» и потягивали сингапурский слинг, так как у Филдинга был пунктик насчет Алкогольной Географии (на Манхэттене пить «Манхэттен» и так далее).

— Ну ты и псих! Что у тебя?

— Экстази, кокс, травка. Кетаминчик есть, но он не вставляет.

— Господи Иисусе! Надо поскорей это оприходовать, хотя бы для того, чтобы уничтожить улики.

— Вот это другой разговор. — Филдинг поднял свой бокал и кивнул в сторону бокала Олбана. — Допивай. Устроим гонку на рикшах до отеля. Проигравший всю ночь проставляется.

— Нет, избавь меня от гонок на рикшах. Тот, что вез меня в прошлый раз, был метр с кепкой и ста трех лет от роду. Меня так и подмывало вылезти, усадить его на свое место, чтобы не загнать до смерти, а самому впрячься и отвезти его в дом престарелых, откуда он сбежал.

— Тогда я один. Но все же настоятельно рекомендую тебе поучаствовать, хочешь ты этого или нет. Кто выиграет, тот уйдет первым из кабака, где мы решим выпивать, а кто проиграет, тот либо заплатит за обоих, либо сдернет. Мне не слабо.

— Сдернуть — это можно. Если нас поймают, то в хранении обвинят тебя.

Филдинг притворно ахнул и взял свой пиджак:

— Не очень-то это по-братски.

— Что ж поделаешь, в наши дни родственные связи резко упали в цене.

— О-о-о! — театрально воскликнул Филдинг. — Ты о чем это?

— Так, ни о чем. Забей.


Наступают новые сутки, Олбан уже никакой. Не отличая день от ночи, воспринимает свое медленное пробуждение в перепутанной последовательности, пласты и плиты впечатлений и сознания врезаются друг в друга без какой-либо различимой закономерности, и слышен лишь неясный шорох ощущений и событий, часть из которых может быть и воспоминаниями из более далекого прошлого — он ни в чем не уверен.

— Истории пришел конец. Все кончено! Даже Дэн Сяопин 10 сказал, что богатым быть замечательно. Капиталистическая демократия победила, а все остальное стирается с лица земли. Этот япошка был прав.

— Бред. Читай научную фантастику. Кто читает фантастику, тот никогда не гонит такую ересь про конец истории.

— Какая, к черту, фантастика? Я что, похож на долбанутого?

— Ой, отвали, а?

— Почему мы остановились?

— Боже. Сейчас рухнем.

Они сидели в вагончике фуникулера, спускавшемся от этого невероятных размеров серого здания с гигантскими круглыми окнами к маленькому островку в прибрежных водах, который носил название не то Семоса, не то Самоса, или Сентоса, или Самоа. Уверенности у них не было, потому что при взгляде на указатели создавалось впечатление, что буквы меняются на глазах. («Самоса — это, кажется, какой-то фашистский генерал, нет?» — «Или такой жареный треугольничек. Спроси чего полегче».) Когда Олбан в последний раз смотрел на указатель, название читалось вроде как Лампедуза, но это уж ни в какие ворота. Он даже не рискнул предлагать этот вариант Филдингу.

Они не могут представить ни одной мало-мальски серьезной причины прокладывать канатную дорогу от высотного здания к этому низкому прибрежному островку, именно поэтому абсолютно необходимо совершить спуск, но теперь вагончик неожиданно завис над неподвижными бурыми водами пролива, а они болтаются на самом солнцепеке, вглядываясь сквозь подернутый дымкой воздух в далекие башни центра города. Кроме них в вагончике еще человек двенадцать малайцев и китайцев, а потому говорить приходится вполголоса, что должно само по себе вызывать подозрение, только вот Олбан не совсем точно оценивает степень громкости, и это само по себе усиливает паранойю.

  21  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×