Есть, молиться, любить

И тут я услышала, что Свамиджи смеется. Этот коротышка-индиец в оранжевом монашеском одеянии буквально надрывался, сгибался пополам от смеха, утирал слезы с глаз.

— Ответь-ка, деточка, — сказал он, тыча пальцем в громадный, мощный, необъятный, бушующий океан, — скажи на милость: как ты собиралась остановить это?

47

Две ночи подряд мне снится, как к комнату вползает змея. Я читала, что это благоприятный духовный знак (и не только в восточных религиях: змеи являлись к святому Игнатию во время его мистических опытов). Но змеи все равно страшные и как живые. Я просыпаюсь в холодном поту. Мало того, стоит очнуться ото сна — как ум снова начинает надо мной издеваться, предательски вгоняя в панику, как в худшие времена тяжбы с разводом. Мысли то и дело возвращаются к моему неудавшемуся браку, вызывая в памяти связанные с тем периодом чувства стыда и злости. Хуже того, я снова прокручиваю в уме наш с Дэвидом роман. Мысленно спорю с ним, злюсь, страдаю от одиночества и припоминаю все до одного обидные слова, что он мне говорил. И никак не могу перестать думать о том, как счастливы мы были вместе, о наших лучших днях в блаженном забытьи. Приходится прилагать немало усилий, чтобы не выскочить из кровати среди ночи и не позвонить ему прямо из Индии и… даже не знаю… повесить трубку, что ли. Или умолять снова полюбить меня. Или зачитать беспощадный перечень его недостатков.

Почему именно сейчас все всплывает снова?

Мне известно, как ответили бы на этот вопрос опытные ученики ашрама. Что все это совершенно нормально, все через это проходят, это всего лишь избавление от внутренних демонов… Но мое эмоциональное состояние таково, что все вокруг кажется невыносимым и меньше всего хочется выслушивать теории этих хиппи. И сама вижу, что все плохое просится наружу. Оно просится наружу, как блевотина.

Каким-то чудом получается заснуть — тоже мне счастье, — и тут мне снится другой сон. На этот раз не змея, а злобная бродячая собака гонится за мной и говорит «Я тебя убью. Убью и съем!»

Я просыпаюсь дрожа и со слезами на глазах. Не хочу беспокоить соседок по комнате, поэтому иду в ванную и прячусь там. Почему со мной всегда все происходит в ванной? Странное совпадение, но вот опять я сижу в ванной на полу среди ночи и плачу от одиночества. Жестокий мир, как я устала от тебя и этих ужасных ванных!

Слезы все льют и льют, и я иду за блокнотом и ручкой (последнее средство отчаявшегося) и сажусь у унитаза. Открываю чистую страницу и вывожу уже ставшую знакомой безысходную мольбу:

МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ.

Каково же мое облегчение, когда на странице появляется ответ моего верного, неизменно приходящего на помощь друга (кто он?), написанный моим собственным почерком:

Я здесь. Все хорошо. Я люблю тебя. Я никогда тебя не оставлю…

48

Утренняя медитация проходит отвратительно. В отчаянии я молю, чтобы мысли отступили и позволили мне приблизиться к Богу, но ум стоит передо мной твердокаменной глыбой и говорит «Ты никогда меня не обойдешь!»

На следующий день моя ненависть и злоба доходит до предела — мне страшно за любого, кто встанет на моем пути! Я огрызаюсь на несчастную немку, которая плохо знает английский и потому не понимает, где книжный магазин. Мне так стыдно за эту вспышку ярости, что я иду и прячусь (опять!) в ванной и плачу, а потом начинаю злиться на себя за слезы, вспомнив совет гуру не устраивать истерик — иначе они могут превратиться в привычку… но что она понимает в истериках? Она же просветленная! Она не может мне помочь. Она меня не понимает.

Не хочу ни с кем разговаривать. Мне сейчас невыносимо видеть человеческие лица. Даже Ричарда из Техаса удается некоторое время избегать, но за ужином он наконец находит меня и усаживается — отважный парень — прямо посреди черного облака ненависти к себе, которым я окружена.

— Ты чего это надулась? — во рту у него, как обычно, зубочистка.

— Не спрашивай, — отвечаю я, но потом меня прорывает — и я выкладываю все как на духу, завершив свою тираду следующей фразой: — И хуже всего, меня опять переклинило на Дэвиде. Я-то думала, он давно в прошлом, а тут все возьми и выплыви!

— Выжди полгодика, и станет лучше.

— Я уже год ждала, Ричард.

— Ну так подожди еще полгода. И еще полгода, если потребуется, пока не забудешь о нем. Такое не сразу лечится. — Я злобно фыркаю, как бык — Хомяк, — говорит Ричард, — послушай-ка меня. Пройдут годы, и ты будешь вспоминать этот период жизни как время блаженной меланхолии. Ты поймешь, что, хотя оплакивала любовь и твое сердце было разбито, в твоей жизни происходили перемены, лучшего места для которых было и не найти. Ты жила в прекрасном святом месте, окруженном благостью. Не надо торопить события ни на минуту. Пусть все само разрешится, здесь, в Индии.