Беременная вдова

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Желанная

1. Девушки и поросята

Настало время приездов и отъездов, прибавлений и вычитаний, перестановок. Должны были приехать Кенрик с Ритой, должна была приехать Руаа, а Уна после короткой отлучки должна была снова уехать. Собирались ли вернуться Прентисс, Додо и Кончита? С большой вероятностью должен был приехать Йоркиль; возможно, должен был приехать и Тимми. Самое неблагоприятное пока заключалось в том, что Шехерезада скоро должна была освободить башенку на дальнем конце общей ванной — с тем, чтобы ее сменила Глория, призванная из своего склепа. Шехерезада должна была занять апартаменты — с тем, чтобы ее, в свою очередь, сменили, с большой вероятностью, Глория с Йоркилем.

* * *

Они сидели за единственным имевшимся в баре уличным столиком, и он объяснял ей, что все будет хорошо, если только Кенрик с Ритой к своему приезду по-прежнему останутся всего лишь добрыми друзьями.

— Что за человек эта Собака? — спросила Лили.

— Погоди. У меня со всеми этими прозвищами скоро перебор наступит. Однажды вечером оно возьмет и выскочит. — Он размышлял о девственных пустынях, что раскинутся теперь за обеденным столом. — Возьму и скажу: Бухжопа, а ну-ка расскажи Мальчику с пальчик о том случае, когда ты выпила… Давай приучимся называть ее Ритой.

— О'кей. Что за человек эта Рита?

— Какая она? — И он рассказал ей: из семьи богатых рабочих (дочь короля игральных аппаратов), спортивная машина, держит большую палатку (маскарадные украшения) на Кенсингтонском антикварном рынке. — Она постарше нас, — добавил он, — и поднаторела в том, чтобы вести себя как парень. Такая у нее миссия. Она как антиполицейский. Ее задача — добиться, чтобы все непременно нарушали закон.

— Ну, если Кенрик не ебется с Собакой, может, он станет ебаться с Каплей.

— Лили!

— Или, может, он станет ебаться со мной.

— Лили.!

— Ну, кто-то же должен это делать.

— Лили!

«Кто-то же должен»… Не особенно эротическое замечание по поводу не особенно эротической ситуации, на которое последовал не особенно эротический ответ Кита:

— Да ладно тебе, кто-то этим почти каждую ночь занимается. Я. Или утром.

— Да, но не так, как следует.

— Не так, как следует. — Его ногти жаждали его подмышек. — Лили, я тебя все-таки люблю.

— М-м. Ты-то, может, и любишь. Но твой…

— Не надо все это вываливать. Рита все время так делает. Все время берет и вываливает.

Он нырнул в бар — своего рода столярную мастерскую, где были холодильник и шеренга посеревших от пыли бутылок бренди на полке. Так, ну и что тут у нас: другие итальянцы, не Адриано. Одетые в черные фуфайки, они молча стояли у прилавка, словно гранитные глыбы, еще не тронутые инструментами местных скульпторов: их спящие тела, их души и лица, будто созданные в короткий промежуток между двумя сокрушительными ударами по голове. Кит проникся сочувствием. Занятия любовью с Лили теперь уже нельзя было назвать процессом повторяющимся — с каждой ночью он становился все более предательским. У мужчин два сердца, подумал он, то, что над, то, что под. И пока Гензель прикладывался к Гретель, его над-сердце было полно, оно билось, оно любило, под-сердце же его всего лишь действовало (причем едва-едва) — анемичное, неискреннее. И это, разумеется, было заметно.

— Рита — это песня, — сказал он, ставя перед Лили ее стакан игристого. — Просто песня.

— Не может быть — и она тоже? А тут еще Йоркиль на подходе. Не говоря уж о Мальчике с пальчик. А насчет войны ты был неправ. — Она похлопала по лежащей перед ней книжке. — Италия сдалась в сорок третьем. Потом сюда вошли немцы.

— Правда? Черт… Да нет, ничего.

— Борьбу вели партизаны против фашистов. Люкино боролся с фашистами, пока мама голодала в тюрьме. Значит, Адриано все-таки был на той стороне. И Шехерезада может ебаться с ним ради тех, кто шел в бой.

Кит закурил.

— Как там у них, дело движется? Они довольно поздно вместе засиживаются.

— Она говорит, такое чувство, как будто тебе снова пятнадцать. Сам понимаешь. Стадии.

Про стадии Киту все было известно. Сжав зубы, он сказал:

— Ну и на какой же они?

— Пока только поцелуи. Уже с языком. Она готовится пустить в ход сиськи.

Кит пил пиво. Лили продолжала:

— Сам понимаешь. Сперва — чтобы руки снаружи, на блузке. Потом внутри. Она этого ждет, даже очень — ей главное кураж не потерять.