ХРАМ НА РАССВЕТЕ

— А все-таки, как же зовут принцессу?

— Принцесса Тьянтрапа. Его высочество принц Паттанадид назвал младшую дочь именем своей невесты, с которой его когда-то разлучила смерть. Тьянтрапа означает «Лунный свет», а теперь получается «лунатик», — самодовольно пояснил Хисикава.

3

По дороге во дворец Роз Хонда из окна машины наблюдал демонстрацию одетых в форму хаки подростков из движения Ювачионг, говорили, что оно копирует Гитлерюгенд. Хисикава ворчал, что на улицах теперь редко услышишь американский джаз, — таков результат политики крайнего национализма, проводимой премьер-министром Пибуном.

Но Хонда в Японии уже привык к такого рода изменениям. Вино постепенно превращается в уксус, молоко скисает, так и вещи, на которые долго не обращаешь внимания, достигнув определенного уровня насыщенности, естественным образом меняются. Люди живут, опасаясь долгой свободы и избытка желаний. Свежая голова утром после того, как вчера отказался от выпивки. Гордость от ощущения, что тебе теперь нужна лишь вода… Так человека начинают увлекать новые наслаждения. Хонда приблизительно представлял себе, куда они ведут. Смерть Исао придала уверенности его предположениям. Уж очень часто чистые помыслы влекут за собой дурные дела.

«Все время на юге. Все время жарко… В сиянии роз южной страны…»

В ушах вдруг прозвучали слова Исао, сказанные в пьяном бреду за три дня до смерти. С тех пор прошло восемь лет, и вот сейчас Хонда спешит во дворец Роз, чтобы снова встретиться с Исао.

Душа его жила предчувствием радости — так ждет благодатного ливня горячая, иссушенная земля. Для Хонды осознать собственные чувства значило осознать себя. В молодости он не раз думал, что его суть составляют тревога, печаль или ясный рассудок, но ни одно из этих состояний не было подлинным. Когда он узнал, что Исао покончил с собой, то сильнее, чем пронзительная боль от сознания тщетности собственных усилий, сердце угнетала какая-то тяжесть, но время шло, и боль сменилась радостным предчувствием новой встречи. Хонда обнаружил, что тогда и сам потерял способность чувствовать. Может быть, оттого, что все его существо растворилось в этой необычной, невиданной в мире радости. Ведь горечь расставания, которой не избежать всему человечеству, обойдет его стороной.

«Все время на юг. Все время жарко… В сиянии роз южной страны…»

…Машина остановилась перед изящными воротами, за которыми расстилался газон. Хисикава вышел первым и передал охраннику визитную карточку, отпечатанную на тайском языке.

Хонда наблюдал, как по ту сторону узорчатой железной ограды ровный газон неспешно впитывает горячие лучи солнца, как остриженные под шар кусты с белыми и желтыми цветами бросают на него густую тень.

Хисикава повел Хонду через ворота ко дворцу.

Двухэтажное здание под черепичной крышей, слишком маленькое, чтобы называться дворцом, было окрашено в благородный цвет чайной розы. Желтоватые стены везде, кроме той части, которую затеняли росшие рядом огромные акации, смягчали лучи палящего солнца.

Пока Хонда с Хисикавой шли по дорожке через газон, они не увидели ни единого человека.

Полный чуть ли не животного восторга, такого, какой обычно сопровождается рыком и текущей слюной, Хонда прямо чувствовал на своих ногах когти дикого лесного зверя. Да он и родился только ради мгновений этой радости.

Дворец Роз, казалось, замкнулся в собственных упрямых фантазиях. Это впечатление усиливалось архитектурой здания — компактного, без боковых крыльев, просто коробочки. На первом этаже тянулись большие французские окна, и было непонятно, где же вход; от деревянных панелей с вырезанными на них розами шел вверх орнамент из желтого, зеленого и темно-синего стекла, а между этими полосами были вставлены окошечки со стеклами лилового цвета, выполненные в форме розы с пятью лепестками, уже в стиле Ближнего Востока. Все большие окна, обращенные в сад, были наполовину раскрыты.

На втором этаже над панелью с узором из лилий, словно триптих, распахнутыми оставались только три высоких центральных окна, их украшала резьба — розы.

И стеклянная дверь, к которой поднималась каменная лестница, по форме была тем же французским окном. Когда Хисикава нажал на звонок, Хонда машинально заглянул в ближайшее окошечко с лиловым стеклом. Внутри стоял густой фиолетовый полумрак морского дна.