41  

Философ восемнадцатого века Джамбаттиста Вико, яростный оппонент Декарта, благодаря своему таланту и боевому задору в вопросе переселения душ оказался предшественником Ницше. Хотя Вико знал предмет поверхностно, Хонде было приятно обнаружить строки, где тот восхвалял японцев как нацию, чтящую воинскую доблесть: «Японцы, как и римляне времен Пунических войн,[26] поклоняются героическим характерам, отважны в сражении, имеют язык, очень похожий на латинский».

Историю Вико понимал как циклический процесс. Он считал, что всякая цивилизация проделывает путь от первоначальной «дикости чувств» до «дикости сознания», что гораздо хуже. Первая указывает на чистую, нераскрывшуюся натуру, вторая означает подлое коварство, низкую ложь. Эта зараженная «дикость сознания», «дикость цивилизованная» через несколько веков подвергается нападению новой «дикости чувств» и оказывается перед необходимостью исчезнуть.

…У Хонды появилось ощущение, что это можно воочию наблюдать в истории Японии с 1868 года.

Вико верил в провидение, так, как его понимал католицизм, но когда высказывался как агностик, то вплотную приближался к буддийской доктрине обусловленности всякого явления деянием-кармой:

«Бог и его творения есть отдельные субстанции, но причины и суть существования по своей сути специфичны, поэтому отдельность сотворенной субстанции вследствие ее сущности отлична от божественной».

Творениями, рассматриваемыми как субстанции, полагаются «закон» и «эго», и когда причиной существования полагается «деяние», то достижение божественной субстанции — иной точки отсчета есть не что иное, как «комментарий».

В своих богословских сочинениях Вико объяснял, что божественное творение по сути своей вещь созданная, внешне — это реальность, следовательно, мир творится во времени, Вико настаивал на том, что дух безгранично мыслящего человека бессмертен, так как не ограничен его обиталищем — телом, а следовательно, не ограничен и рамками времени, однако ответ на вопрос, почему же бесконечное помещено туда, где наличествуют границы, Вико оставлял агностицизму. Но именно с этого вопроса начинала строиться доктрина круговорота жизни.

Приходилось только удивляться тому, как это индийскую философию, непоколебимо опиравшуюся на способность к познанию, не чуравшуюся ни фантазий, ни мечты, в конце концов стало невозможно отделить от агностицизма.

15

…Когда Хонда узнал, что в Европе идея круговорота жизни дошла благодаря отдельным философам из древности до наших дней, он посчитал вполне резонным, что правивший во втором веке до нашей эры в северо-западной Индии царь Менандр, встретившись с буддийским монахом Нагасэной и задав ему множество вопросов, испытывал по поводу буддийской доктрины круговорота жизни, с одной стороны, глубокие сомнения, с другой стороны — любопытство, причем настолько сильное, что даже забыл древнегреческую философию Пифагора.

Том с вопросами царя Менандра, вошедший в переведенное на японский язык полное собрание буддийских сутр, начинался описанием города, где жил царь: «Передают, что в землях, которые завоевали греки, был город Сагар. Это был центр всякой торговли, земля, превращенная в благодатный рай, край сиреневых гор и прозрачных вод, с садами и цветами, лесами, с большими и малыми озерами, там были горы и реки, леса и равнины, а тамошний народ был весьма благочестив. Они изгнали всех своих врагов и жили в полном спокойствии. И царский дворец был построен на горе, которую окружал город, там было устроено все — крепостной вал, величественный вход, внушительные ворота, высокая белая стена, глубокий ров и бдительная охрана. Городские улицы, перекрестки, базар были умело распланированы, лавки с красиво украшенными прилавками переполнены дорогими товарами, сотни богаделен стали украшением улиц, тысячи высоких зданий, подобно пикам Гималаев, вздымались в заоблачную высь. А по улицам группами двигались стройные, как сосны, мужчины, прелестные, как цветы, женщины — люди всех каст от высшей до низшей.

Жители радушно встречали ученых и проповедников, поэтому город напоминал гнездо старейших и ученейших представителей всех религий. Вдоль улиц выстроились большие и маленькие лавки, где торговали тканями из Бенареса и других мест, с базара распространялось благоухание цветов, город блистал чистотой, в нем было много лавок, где продавали чудесный камень, исполняющий желания, и другие драгоценные камни, и лавок, где можно было купить золотые, серебряные, медные изделия, изделия из камня, казалось, будто ты попал в пещеру с ослепительно сверкающими сокровищами. А если направиться в другую сторону, то там огромные лавки с зерном, склады, заполненные до отказа ценными товарами, лавки с самой различной едой и напитками, всевозможными сластями, словом, тут было все, что только душе угодно. Короче говоря, этот город по богатству можно было сравнить с Уттар Кулой, а по процветанию — с Аракамандой, небесным городом».


  41  
×
×