80  

— Чудесно. Здесь будем только мы, — Кэйко обвела темное пространство руками, на пальцах сверкнули кольца. Где-то там, печально поблескивая, звучали духовые.

— Замечательно, присаживайтесь, — настойчиво предлагала Кэйко мисс Мануэлле, которая вместо официанта сама явилась принять заказ. Кацуми встали предложил стул. Кэйко сначала представила мисс Мануэлле Йинг Тьян и Хонду. Про Хонду она сказала:

— Это мой новый друг. Я заинтересовалась Японией.

— Вот и хорошо. А то от тебя несет Америкой. Стоит избавиться от этого запаха, — и мисс Мануэлла сделала вид, что обнюхивает Кэйко. А та притворялась, что ей щекотно. Этой шутке Йинг Тьян смеялась от души и так бурно, что чуть не перевернула стакан с водой, стоявший на столике. Хонда и Кацуми растерянно переглянулись, Хонда практически впервые встретился с ним взглядом.

Кэйко, будто вспомнив что-то, серьезно спросила:

— А что, вам мешает, когда отключают электричество?

— Ничуть. Мы несем службу при свечах, — гордо ответила мисс Мануэлла и, показав в полумраке белые зубы, послала Хонде доброжелательную улыбку.

Оркестранты издали приветствовали Кэйко, она ответила им, помахав белой рукой. Все вращалось вокруг нее.

Потом они ужинали. Хонда вообще-то не любил есть в полумраке, но делать было нечего. Кровавый цвет вина, видный в горлышке бутылки «Шато Бриан», должен был бы иметь алый оттенок, но сейчас вино мрачно чернело.

Посетителей прибавлялось. Хонда на мгновение с ужасом представил себя молодого в подобном месте. Как говорится, уж лучше б на день раньше свершилась революция.

Трое из сидевших за столиком поднялись, и Хонда не сразу сообразил, в чем дело. Оказалось, Кэйко и Йинг Тьян встали, чтобы вместе пойти попудрить носик, а Кацуми просто встал из уважения к поднявшимся женщинам. Потом Кацуми снова сел, и мужчины впервые остались вдвоем. Мужчина пятидесяти восьми лет и юноша двадцати одного года, слушая музыку и глядя на танцующих, потеряли нить беседы и молчали, будто не замечая друг друга.

— Очень привлекательна, — неожиданно слегка хриплым голосом проговорил Кацуми.

— Понравилась?

— Меня всегда влекут вот такие очень смуглые, маленькие, но с красивым телом, те, что не сильны в японском. Есть в них эдакое… У меня к ним какой-то особый интерес.

— Вот как?

С каждым словом антипатия к собеседнику росла, но Хонда внимательно, с мягкой улыбкой слушал.

— А что ты думаешь по поводу тела вообще? — на этот раз спросил Хонда.

— Да, я как-то не задумывался. Вы о сексе? — легкомысленно отозвался юнец и немедленно поднес к сигарете Хонды дорогую зажигалку «Данхилл».

— Представь, что ты держишь в руке кисть винограда. Если сильно сжать, раздавишь ягоды. Но если сжать осторожно, то в пальцах останется удивительное ощущение сопротивления натянутой кожицы. Вот это ощущение и есть то, что я называю телом, плотью. Понимаешь?

— Вроде бы понимаю, — подкрепляя уверенность воспоминаниями, изо всех сил желая выглядеть взрослым, многозначительно отозвался студент.

— Это следует понять. Поймешь, и хорошо, — сказал Хонда и оборвал разговор.

Потом Кацуми пригласил Йинг Тьян танцевать. Когда они после трех танцев вернулись, Кацуми с невинным видом сказал Хонде:

— Я сейчас вспомнил, что вы мне говорили о винограде.

— Что такое? — сразу заинтересовалась Кэйко. Слова потонули в оглушительном грохоте музыки.

Танцующая Йинг Тьян! Хонда не умел танцевать, но ему не надоедало просто наблюдать за ней. С танцующей Йинг Тьян спадали оковы жизни в чужой стране, в танце проявлялась ее истинная натура, гибко поворачивалась тонкая шея (ее шея и лодыжки были тонкими и легкими), под развевавшейся юбкой, как две высокие пальмы на видном издалека острове, двигались на носочках красивые ноги, постоянно сменяли друг друга истома и живость тела, чередовались быстрые движения, и при улыбке, которая не сходила с ее лица во время танца, смеющийся рот и сверкание белых зубов Хонда видел и тогда, когда, послушная движениям рук Кацуми, который кружил ее в танце, она оказывалась к Хонде спиной.

34

В обществе стали обнаруживаться явные признаки нестабильности.

Первого мая произошли волнения перед императорским дворцом. Полиция открыла огонь по толпе, волнение усилилось. Группа демонстрантов из шести-семи человек опрокинула и подожгла автомобиль американцев. Атакам подверглись полицейские на мотоциклах — брошенные мотоциклы поджигали. В упавшего в ров американского моряка, как только он показывал из воды голову, кидали камни, он не смог выплыть и утонул. В разных местах на площади перед дворцом пылал огонь. Тем временем штаб-квартиру Союзного совета[62] в Хибии и другие важные здания охраняли шеренги американских солдат, держащих наперевес винтовки с примкнутыми штыками.


  80  
×
×