Терновый Король

– Что еще? – спросил Стивен.

– Я заметил, что сегодня ты не больно-то настаиваешь на том, чтобы мы захоронили трупы.

– Слишком много чести, – фыркнул Стивен.

– Хорошо, что ты хотя бы чему-то научился.

3. Интриги

– Ну, что, сестра Мул, – обратилась к Энни Серевкис. – Судя по всему, травничество стало тебе более интересно?

Энни не сводила взгляда с двойного котла, в котором квасилось овечье молоко. Ей нравился его запах, почти как у парного, но еще больше занимал происходивший на ее глазах чудодейственный процесс преобразования.

– Почему ты все еще называешь меня так? – подняв на нее глаза, безучастно осведомилась Энни.

– Потому что ты больше похожа на мула, чем на маленькую корову.

– Знаешь, а ты права, – улыбнувшись, сказала Энни, оставив последние слова без внимания. – Травничество стало мне куда больше по душе. Как, впрочем, и все остальное. Я имею в виду те предметы, которые мы изучаем здесь.

– И даже арифметика? – провокационно осведомилась Серевкис.

– И даже она. Думаю, я недооценивала этот предмет только потому, что не представляла ей практического применения. Если бы мне с самого начала сказали, что арифметика необходима для того, чтобы научиться распоряжаться деньгами, я бы проявила к этой науке гораздо больший интерес.

– Но, что ни говори, травничество не может идти ни в какое сравнение с остальными науками, – продолжала Серевкис. – Никто даже не подозревает, сколько всяческих ядов растет прямо у нас под ногами. Или, скажем, у стены сада. Правда, в первозданном виде травы почти безобидны. Но если приложить немного усилий – ну, скажем так, чуточку поворожить, то можно многие растения превратить в настоящее колдовское зелье.

– Знаешь, а ведь это касается абсолютно всего, – продолжая ее мысль, заметила Энни. – Возьмем хотя бы этот сыр, который я сейчас делаю. Разве это не колдовство – владеть силой, меняющей качество вещей? Силой превращать одно вещество в другое? И как приятно сознавать, что ты умеешь это делать!

– Кстати, как там твой сыр? У тебя уже что-нибудь получилось?

– Пока еще нет.

– В общем-то, ты совершенно права, – согласилась с ней Серевкис. – Я имею в виду умение из чего-то безобидного сделать нечто смертельно опасное. Что ни говори, но это просто здорово!

– Послушаешь тебя, сестра Серевкис, – с некоторой укоризной в голосе произнесла Энни, – и решишь, что ты до невозможности испорченная девчонка…

– А ты, сестра Мул, разве так не думаешь? – удивленно спросила Серевкис, после чего прямо спросила: – Признайся, кого ты наметила себе в качестве первой жертвы?

– Тс-с! – фыркнула Энни. – Если тебя услышит местра или кто-нибудь из старших…

Но, судя по всему, на Серевкис ее слова не возымели никакого действия. Прежде чем ответить, она смачно зевнула, широко потянувшись длинными руками.

– Не волнуйся, никто меня не услышит, – заверила она подругу. – Местра со своими любимицами ушла из монастыря еще четыре часа назад. А все остальные сейчас на занятиях. И вообще им нет никакого дела до того, что здесь происходит. Насколько я помню, никто из них никогда не наведывался в сыроварню. Так кого ты изберешь для своего первого опыта? Над кем учинишь коварную расправу?

– Что-то мне никто не идет на ум. Разве что за исключением одной длинношеей девчонки.

– А если серьезно? – переспросила Серевкис.

Энни поймала на себе ее взгляд, по обыкновению пристальный и сердитый.

– А у тебя уже есть кто-то на примете? – в свою очередь не удержалась от вопроса Энни.

– Ну конечно, есть. И не один. Прежде всего, Дечио. Для него у меня есть особый рецепт… Я изготовлю смолу из пыльцы дурмана и паслена. И подложу ее в свечу в его комнате.

– Но это же медленная и жестокая смерть. Чем этот Дечио перед тобой так провинился?

– Он был моим первым любовником.

– И оскорбил тебя?

– Мне тогда было десять лет. А ему двадцать. Он притворился моим другом и напоил меня вином до полусмерти, так что я едва держалась на ногах. А потом сделал свое черное дело.

– Изнасиловал тебя? – не веря своим ушам, переспросила Энни.

– Именно, – губы девушки слегка дрогнули.

– А как же твой отец? Он ему отомстил?

Серевкис рассмеялась, однако смех был несколько натужным и приправлен изрядной долей горечи.

– Какой прок отцу от дочери, испорченной в столь раннем возрасте? Нет, уж лучше было бы броситься вниз с какой-нибудь башни, чем рассказать отцу, что со мной сделал Дечио в тот злосчастный день. И продолжал делать до тех пор, пока я не подросла и не перестала его привлекать.