Макулатура

— ДЕЖА, — сказал он, — ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я ТЕБЯ УБЬЮ! СЕБЯ УБЬЮ!

Позиция у меня была идеальная. Я взмахнул правой ногой и заехал ему в мошонку. Он вскрикнул и упал, схватившись за промежность. Я подобрал пистолеты, вложил один в кобуру, а другой взял в правую руку. Левой поднял Берни и бросил в кресло. Оттянул его голову за волосы. Рот у него раскрылся, и я сунул туда дуло.

— Пососи его, мальчик, пока я думаю, что с тобой сделать. Берни забулькал горлом.

— Не убивай его! — сказала Дежа. — Пожалуйста, не убивай!

— Что тебе известно о Красном Воробье, поганец? — спросил я его.

Он не ответил. Я засунул ствол поглубже. Берни пернул. Громко. И навонял. Я убрал пистолет и швырнул Берни на пол.

— Это омерзительно! Больше никогда так не делай! Я повернулся и посмотрел на Дежа.

— У него здесь есть комната?

— Да.

Я посмотрел на Берни.

— А теперь ступай в свою комнату и сиди там, пока не скажу тебе выйти!

Берни кивнул.

— Ну пошел, — приказал я.

Он встал на ноги и поплелся прочь, свернул за угол. Вскоре я услышал, как закрылась дверь. Дежа потушила сигару. Она уже не улыбалась.

— Так, малышка, — сказал я, — продолжим с того места, где мы остановились.

— Не хочу.

— Что? Почему? Твой язык уже был у меня в пищеводе.

— Я тебя боюсь, ты жестокий.

— Он же сказал, что убьет тебя, ты не слышала?

— Может, он просто так сказал.

— «Может»  — слабая карта, когда на кону любовь и пистолеты. Дежа вздохнула.

— Я беспокоюсь за Берни. Он сидит там совсем один.

— Что, у него нет телевизора? Кроссвордов? Комиксов?

— Прошу вас, мистер Билейн, уйдите!

— Малышка, я должен докопаться до этого Красного Воробья.

— Не сегодня… не сегодня.

— А когда?

— Завтра вечером. В то же время.

— Отправь Берни в кино или еще куда-нибудь.

— Хорошо.

Я схватил мой стакан, прикончил его. Она сидела на кушетке, уставясь на ковер; я закрыл за собой дверь, прошел по коридору, вышел из подъезда и направился к моей машине. Влез, запустил мотор. Посидел, пока он прогревался. Стояла теплая лунная ночь. И у меня все еще стоял.

42

Я поехал к бару, где у меня еще не было ссор, — к Блинки. На первый взгляд место приятное: много кожаных сидений, дураков, полутьма, дым. Приятная мертвоватая атмосфера. Я нашел свободный отсек, сел. Появилась официантка в каком-то дурацком пляжном наряде — шорты с рубашкой. Грудь подперта ватой. Она улыбнулась жуткой улыбкой, оскалив золотой зуб. Ее глаза показывали ноль.

— Что будем пить, дорогой? — проскрипела она.

— Две бутылки пива. Без стакана.

— Две бутылки, дорогой?

— Да.

— Какого?

— Какого-нибудь китайского.

— Китайского?

— Две бутылки китайского пива. Без стакана.

— Можно у тебя спросить?

— Да.

— Ты оба пива выпьешь?

— Надеюсь.

— Тогда почему тебе не выпить одно, потом заказать другое? Холодненькое будет.

— Я так хочу. Наверно, есть причина.

— Когда найдешь причину, золотко, скажи мне…

— А зачем тебе говорить? Может, я хочу держать ее про себя.

— Сэр, вы знаете, мы не обязаны вас обслуживать. Мы сохраняем за собой право отказать в обслуживании кому угодно.

— Говоришь, ты не будешь обслуживать меня, потому что я заказываю два китайских пива и не говорю почему?

— Я не сказала, что мы вас не обслужим. Я сказала, мы сохраним за собой такое право.

— Слушай, причина — безопасность, подсознательная потребность в безопасности. У меня было тяжелое детство. Две бутылки разом заполняют вакуум, нуждающийся в заполнении. Возможно. Я не уверен.

— Я тебе вот что скажу, дорогой. Тебе нужен психиатр.

— Хорошо. Но пока его нет, могу я получить две бутылки китайского пива?

Подошел крупный мужик в грязном белом фартуке.

— Что за базар, Бетти?

— Он хочет две бутылки китайского пива. Без стакана.

— Бетти, может, он ждет друга.

— Блинки, у него нет друга.

Блинки посмотрел на меня. Очередной толстый мужик. Нет, он был как два толстых мужика.

— У тебя нет друга? — спросил он меня.

— Нет, — сказал я.

— Тогда зачем тебе две бутылки китайского пива?

— Я хочу их выпить.

— Так почему не закажешь одну — выпьешь ее, закажешь другую?